Читаем По ту сторону фронта полностью

На следующий день началась работа. Были у нас люди разных профессий, а если кто чего-нибудь не умел, — нужда учила, и плохо ли, хорошо ли — делали. Для бани нашлись и плотники, и конопатчики. Стены и крышу отремонтировали, углубили земляной пол (потому что крыша была слишком низка), законопатили щели. Когда камни и железо были собраны, нашлись печники. Прежде чем месить глину, ее приходилось оттаивать, а во время работы она снова остывала, твердела, примерзала к рукам. Но печку все же сложили.

Банька получилась меньше деревенской, двоим залезть и то тесно. И топилась она по-черному. Многие из нас за всю жизнь не видали курных бань, и немногим, наверно, приходилось в них мыться. Теперь пришлось всем, и не так уж плохо оказалось.

Едкий дым валил из двери и из отдушины сверху, пока печь топилась, копоть оседала на стенах. Кирпичи раскалились, дым вышел, и тогда Батя первым полез в баню… Он парился, как нам показалось, долго. Слышно было, как шипят камни, когда он поддает пару. Белые клубы вымахивали из отдушины. Потом Григорий Матвеевич выскочил голый прямо на снег и начал натираться снегом, кряхтя от удовольствия. Потом опять полез в баню — и опять через некоторое время выскочил. Я — южанин. У нас так не моются, и я, по правде сказать, впервые видел человека, выскакивающего из парной на снег.

После Бати мылись и другие, все мылись — и с неменьшим удовольствием. А под крышей, на жердях, парилось и жарилось белье моющихся: истреблялись насекомые. Кто-то, кажется Сураев, перестарался и даже полушубок повесил париться. Кожу от пара покоробило, она стала хрупкой, негибкой — полушубок пропал. И хозяин, вынужденный обходиться шинелью, долго еще ворчал на нашу баню, пока Перевышко не достал ему новый полушубок.

Так начала работать партизанская баня, примитивный, но необходимый санпропускник. Нужно было защитить наш лагерь от тифа. И санпропускник сыграл свою роль. Все, возвращающиеся с заданий, должны были пропариться в нем и пропарить свою одежду. В результате ни одного случая сыпного тифа в эту зиму в отряде не было.

<p>Стаичевский лагерь</p>

Всю зиму среди партизан шли разговоры:

— Вот придет весна!.. Вот «черная тропа»!..

С этим связывались большие надежды. Многие считали, что по-настоящему партизанить можно только летом. Тогда, как говорит пословица, каждый кустик ночевать пустит. Поэтому вывод ополченцев и подпольщиков в лес задерживался: ждали «черной тропы».

А на самом деле для опытного партизана не может быть такого деления на сезоны. Любое время года он должен использовать и, применяясь к любой погоде, к любым условиям, бить врагов Родины, сам оставаясь неуязвимым. К тому же и охрана зимой слабее: часовой топчется, стараясь согреться, и зачастую больше думает о морозе, чем о партизанах. И засады делаются реже: ночью немец не пойдет на лесную дорогу, подолгу торчать на морозе он не способен, ему захочется в хату, захочется костерок развести, а костерок демаскирует засаду. И, наконец, автомашине нелегко пробираться по зимним дорогам, а фашисты в своих передвижениях пользовались в большинстве случаев автомашинами.

Но еще убедительнее, еще неопровержимее требования самой жизни. Вот сейчас под Москвой развернулось успешное наступление советских войск, и мы обязаны всеми силами помогать им. Мы обязаны увеличивать число налетов, диверсий и покушений, организовывать новые отряды. И все это независимо от погоды.

А немцы, прекрасно понимая, что наши районы с их лесами и болотами, чрезвычайно выгодны для партизан, заблаговременно принимают свои меры, чтобы обезвредить нас. Они тоже готовятся по-своему к «черной тропе»: усиливают постоянные гарнизоны и полицейские участки, расширяют сеть тайных агентов. Строже становится наблюдение за окруженцами, целыми группами их вывозят в Германию и забирают в лагери военнопленных. Начинаются аресты «подозрительных». Фашисты хотят выловить всех коммунистов, весь советский актив. Правиле полицейского режима соблюдаются до самых мелких мелочей. Теперь уж колхознику нельзя выехать из деревни без разрешения и постороннему человеку нельзя появиться в деревне. За малейшее подозрение в связи с партизанами людям грозит расстрел. Фашисты пишут приказ за приказом, обращение за обращением, обещают крестьянам за каждого выданного партизана полгектара земли, потом увеличивают награду до гектара и наконец до двух, но охотников получить землю за предательство не находится. Народ с каждым днем усиливает свое сопротивление врагу. Народ не ждет «черной тропы». А нам тем более нельзя дожидаться ее. Мы должны вывести в лес для борьбы с врагом как можно больше советских людей, пока немцы не расправились с ними и не угнали их.

Так жизнь диктовала нам свои условия. И вот, наперекор всем толкам о «черной тропе», в начале февраля по распоряжению Бати три группы выехали в указанные им районы для организации новых отрядов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии