Основное свое внимание Батя обратил на группы народного ополчения, на подпольщиков и на окруженцев. Давно пора втягивать их в повседневную партизанскую работу, давно пора выводить их в лес, создавать из них отряды. Но ведь с голыми руками в лес не пойдешь. Надо вооружать людей и вооружать их за счет врага, что само по себе является не простым делом. Надо учесть всех военнообязанных, изучить их и готовить к выходу в лес. Одним словом, речь шла о мобилизации в тылу врага, о создании районов сплошного партизанского действия.
Очень серьезную задачу поставил Батя перед нами по возвращении с этого совещания. Дело в том, что партизаны до сих пор почти везде и всегда ходили пешком. Идут по узким тропинкам и тащат на себе мешки и котлы, оружие и продовольствие. Это и медленно, и утомительно. В бой партизаны вступают усталыми. Лыжи, которые мы применяли, не всегда оправдывали себя. Мало кто из наших ребят умел по-настоящему ходить на лыжах, а некоторым приходилось становиться на них впервые.
— Где мне было научиться? — горячился казах Хусаинов. — У нас на лыжах не ходят.
— А у нас и ходят, — вторил ему другой боец, — да ведь не всякий умеет. Тут надо физкультурником быть. Хорошо тем, которые из Москвы из физкультурного института прилетели. Разве за ними угонишься?
— А почему ты не физкультурник? — вступал в разговор третий. — Кто тебе мешал?
— А разве я знал, что стану партизаном? Я больше футболом занимался…
Так и получилось, что лыжи мы применяли только в отдельных случаях: для небольших переходов и небольших групп. А для отряда в целом нужен был другой способ передвижения, единственно возможный в наших условиях, — конная тяга. Это обеспечит и быстроту и маневренность и сохранит силы бойцов.
Придя к такому выводу, Батя отдал приказ: обзавестись обозом (одни пароконные сани на пять человек), и назначил срок — пять дней. Немало колхозных лошадей оставалось еще в этих районах, и лучших, конечно, позабирали немцы, полиция, комендатуры, старосты. На них мы прежде всего обратили внимание. Перевышко и Гавриков пригнали восемь пар (восемь упряжек) из Кащина, Александров увел четыре пары у краснолукской полиции и т. д. А для Бати Кулешов не пожалел вороную, на которой ездил сам. Хвастаясь подарком, он называл эту лошадь «своей», но ясно, что и она уведена была с колхозной конюшни и что взамен ее он сразу же нашел себе другую.
К одиннадцатому января, когда Батя вновь перешел в Березинские леса, отряды были обеспечены конной тягой.
На санях мы могли делать до 80 километров за ночь, неожиданно появляясь то там, то тут. Немцы сбились с ног, отыскивая нашу базу. Карательные отряды не успевали угнаться за нами, донесения о наших налетах приходили из самых различных мест в радиусе 100–150 километров.
Трудно было догадаться, что живем мы опять около Нешкова, в каких-нибудь шести километрах от немецких гарнизонов Велевщины и Островов.
Во второй половине января весь отряд на подводах нагрянул в Годивлю. Это было мимоходом, и мы недолго задержались в деревне, но немецкие приспешники, староста и старший полицейский, скрылись куда-то: им не улыбалась встреча с народными мстителями. Я не знаю, где они были, в каком-нибудь чулане или просто зарылись в копну сена, но громадный партизанский обоз они видели только мельком. И тоже мельком или издали слышали, с каким шумом он проходил. Должно быть, в этом грохоте, в звоне конских ведер им послышался лязг гусениц и гуденье моторов: ведь известно, что у страха глаза велики. Да еще колхозники, наверно, подбавили страху.
Белорусский крестьянин никогда не упускал случая пугнуть немецких прихвостней партизанами. Как бы то ни было, именно после этого случая родилась легенда о партизанских танках. Староста написал начальнику, что якобы видел и слышал их. Фашисты поверили, всполошились еще больше, усилили карательные отряды.
Несколько дней спустя в деревне Воблачи произошел такой разговор. Офицер большого немецкого отряда расспрашивал колхозников:
— Бывают у вас партизаны?
— Бывают.
— И часто?
— Да чуть ли не каждый день.
— А в какое время?
— Вот попозднее. Начнет темнеть, и они появятся.
— И с танками?
— Да, бывают и с танками.
Хитрые мужики просто поддакивали офицеру и в то же время, не меняя своего серьезного и покорного тона, исподтишка наблюдали за ним. А он все чаще и чаще стал поглядывать на часы и на окна и, едва только начало смеркаться, заторопился, бросил все свои дела и вместе с отрядом покинул «опасную» деревню.