По ту сторону фронта

– Откуда это письмо? – спросил Бойко. Беляк рассказал, что письмо принес Микуличу надзиратель тюрьмы. В тюрьму на днях доставили группу советских офицеров. Среди них и этот Андрей. Над ними ведется следствие.

– Постой, постой!.. О чем говорится в последней радиограмме с Большой земли? – спросил Зарубин начальника штаба.

Рузметов напомнил. В последней радиограмме командование просило разузнать об участи двадцати девяти советских офицеров, попавших в руки врага после выполнения важного задания. На Большой земле были сведения о том, что эти офицеры находятся в городе.

– Не о них ли ты говоришь? – обратился Зарубин к Беляку.

– Вполне возможно.

– А надзиратель – надежный человек?

– Если бы он был ненадежный, то мы не читали бы этого письма, – сказал Беляк. – Это старый знакомый Микулича. Устроился в тюрьму по нашему поручению.

– Ты поручи ему узнать поподробнее все, что касается этих заключенных, – попросил Зарубин.

– Я уже поручил. Через неделю будем знать обо всем. Только… Следствие-то, видно, к концу идет.

– Нельзя ли что-нибудь предпринять? – сказал Добрынин. – Ведь решается судьба наших людей. В таких случаях нам оставаться в стороне нельзя.

– А тюрьма большая? – спросил Зарубин.

– Нет, не особенно большая, – сказал Беляк.

– По-моему, один корпус, – добавил Толочко.

– Подумаем, – обещал Зарубин, – Может быть, найдем какой-нибудь способ.

Беляк отставил котелок и стал прощаться. Протягивая руку Зарубину, он спросил:

– Значит, моих людей завтра встретят?

Речь шла о людях, подготовленных подпольной организацией к уходу в лес, в партизаны. О них уже договорились раньше, но, к удивлению Беляка, Зарубин вдруг изменил прежнее решение.

– Отставим, – твердо сказал он. – Подождем неделю-другую, не больше. Мы твоих людей сначала проверим на боевой работе. На какой – это я тебе скажу после. Но очень прошу: поторопись с доставкой сведений о тюрьме.

Беляк возражать не стал. Он знал, что Зарубин скороспелых решений не принимает и уж если отменяет свое распоряжение, то причины на это должны быть важные.

В понедельник утром, еще затемно, из лагеря в леспромхоз вышли тридцать человек. В эту группу подобрали наиболее солидных, пожилых партизан. Самыми молодыми были Рузметов, Веремчук и Снежко.

К леспромхозу подошли, когда уже вечерело. Остановились в леске за рекой. На разведку пошел Снежко. Он тотчас же вернулся и доложил начальнику штаба, что все спокойно.

– Двигаемся вон к тому бараку, – указал Рузметов. – А оружие и гранаты складывайте в баню.

Несколько человек собрали автоматы, винтовки, гранаты и понесли в указанное место. Остальные, не таясь, шумной гурьбой вошли в поселок и по единственной улице направились прямо к бараку.

В рубленом, крытом черепицей бараке было тепло и чисто. Сквозь узкие, расположенные почти под потолком окна проникал яркий свет. У самых дверей жарко горела большая железная печь. Вдоль обеих стен тянулись нары, между ними стоял стол с ножками, вкопанными в землю.

– Отдыхать будете? – спросил Полищук, зайдя в барак и пытливо поглядывая на партизан. Полищук потратил целые сутки, чтобы привести барак в порядок, остеклить разбитые окна, вымыть нары, и теперь староста явно хотел услышать похвалу себе.

– Конечно, неплохо бы тут и отдохнуть, – ответил ему капитан Костров. – Видно, что ты рук не пожалел, поработал. Прямо гостиница!

Полищук самодовольно ухмыльнулся.

– Так что же, отдохнете? – повторил он.

Костров отрицательно покачал головой.

– А кто за нас работать будет? – сказал Рузметов. – Сколько заготовлено дров?

Староста почесал в затылке и сказал, что заготовлено маловато.

– То-то и оно! – заметил Рузметов. – Нет, папаша, нам работать надо.

– И то дело, – согласился Полищук.

– Струмент готов? – поинтересовался подошедший Макуха.

– Все, как полагается, – заверил староста.

Не теряя времени, принялись за работу. Зазвенели пилы, застучали колуны. Партизаны сбросили верхнюю одежду.

Штабеля березовых дров быстро росли вдоль стены барака.

И все-таки к ночи сделали лишь третью часть всей работы. Рузметов выразил опасение, что когда сани придут, их нечем будет грузить, но партизаны его успокоили.

– С утра работа споро пойдет.

– Успеем. Дело привычное.

Решено было встать пораньше.

Как ни хорошо было в бараке, как ни вкусны были пшенная каша и настоящий чай, который пожертвовала для партизан жена старосты, разговоры не клеились. Партизан после трудового дня тянуло ко сну. Когда Рузметов, проверявший посты, вошел в освещенный фонарем барак, он услышал лишь дружный храп.

Во вторник поднялись чуть свет. А в полдень, в самый разгар работы, кто-то крикнул:

– Едут!.. Едут!..

В поселок медленно въезжали сани.

– Ну, ребята, глядите в оба и насчет болтовни поосторожнее, – предупредил Охрименко. – И не глазейте… Пусть себе едут, а вы работайте.

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, – считал Снежко. – Всего шесть возчиков. Это замечательно!

– Да, это неплохо, – сказал Костров. – Ожидали не меньше десяти.

Все продолжали работать, как будто не замечая появления обоза.