По ту сторону добра

— Что произошло? — повторила его слова стрелочница. — Знаете, товарищ подполковник, она мне говорила как-то туманно, но я все поняла, как бы сказать, сердцем. Оскорбил ее тот баламут. А как же! Сначала пригласил погулять. Она понимает по-украински, хотя выросла в Англии. А он будто бы английский учит и хотел с ней по-ихнему поговорить… А потом… Какие там разговоры! Набросился на нее!..

Женщина умолкла и опустила глаза.

— Значит, набросился?

— А как же!

— Ну и что же?

— Что? — стрелочница снова опустила глаза. — Дальше ничего не знаю… Да оно и так понятно, товарищ подполковник. Чего еще, если девка под поезд бросается. Не верю, что она кого-то там пугала. Это ей стыдно было признаться. От простого поцелуя еще никто на рельсы не ложился.

— А не от простого? — Коваль слегка улыбнулся и этим смутил женщину. — Итак, ничего конкретного о самом происшествии вы не знаете. Сами ничего не видели… Ну, а кто же этот кавалер? — спросил опять Коваль будто самого себя.

Стрелочницу, очевидно, не только удивил, но и задел спокойный, даже с нотками удовлетворения тон Коваля.

— Какой кавалер?! — выкрикнула она гневно. — Бандит, а не кавалер! А как же!

— Чтобы судить, нужно знать; чтобы осудить, нужно поймать, — ответил все так же спокойно Коваль. — А чтобы поймать, нужны приметы. Девушка не говорила, кто он, где работает, как его звать?

Женщина покачала головой:

— Нет, не сказала… Да неужели вы, милиция, не найдете? Говорят, что и таких находите, которые кто знает где прячутся.

— Только с помощью людей, — заметил подполковник.

— А вы у нее спросите. Почему же она вам не рассказала?

Коваль не успел ответить. Снова прозвучал густой низкий звонок дистанционного телефона, и женщина схватила трубку. На подходе был новый состав.

Коваль уже знал, что Джейн не хочет предавать большой огласке имя своего обидчика. Выходит, только троим — самой Джейн, миссис Томсон и ему, Ковалю, — известно, что это был лейтенант Струць. Но почему Джейн скрывает, что, собственно, произошло у нее с лейтенантом? Если Струць так тяжко ее обидел, что решила броситься даже под поезд, то какое для нее имеет значение, узнает об этом милиция или не узнает? В таком случае она сама должна бы отложить отъезд и свадьбу… Да, здесь как-то не сходятся у нее концы с концами…

Когда стрелочница вернулась в будку и положила свои флажки, Коваль снова спросил:

— Значит, никаких примет не назвала?

— Этого мерзавца?.. Нет. Спросила ее, как она отважилась с незнакомым парнем идти под вечер в лес. Дурочка, говорит, поверила, что он хороший. Какой-то начальник…

— Умгу, — промычал Коваль. Впрочем, подумал, в глазах Джейн и лейтенант мог показаться начальником. — Ну, а дальше? Как вы попали в гостиницу?

— Дальше? — медленно произнесла, словно собиралась с мыслями, женщина. — Я вышла с ней на дорогу, остановила такси и отвезла ее к матери. А как же! Она всю дорогу дрожала, даже под ватником.

— А как ее зовут, эту девушку?

Женщина молчала.

— Забыли?

— Да нет, — растерянно ответила. — Она не назвалась. А я не спросила. Не до этого было.

— Хорошо. — Коваль встал. — Теперь пойдемте к месту происшествия.

Он попросил стрелочницу показать, где бросилась на рельсы Джейн, где находилась в это время электричка. Потом снял часы — старенький «Луч», — дал женщине, а сам, поддерживаясь на руках, опустился на рельсы и попросил засечь, за сколько секунд он поднимется и отбежит от путей…

8

Как ни ждал сегодня Дмитрий Иванович появления лейтенанта Струця, как ни готовился к встрече с ним, но, когда тот открыл дверь, весь напрягся.

— Здравия желаю, товарищ подполковник! — бодро приветствовал его инспектор.

Не поднимая головы от бумаг на столе, за которым сидел, Коваль пробурчал в ответ что-то неразборчивое.

Лейтенанта не смутил холодный прием. Начальство, иронически подумал он, как и все люди, тоже имеет право на плохое настроение. Впрочем, люди такого возраста все сварливые, он убедился в этом, наблюдая за своим отцом, полковником в отставке, — а теперь вот и Коваль уверенно приближается к критическому этапу и полковничьему званию. И тут же с удовлетворением отметил, что ему, лейтенанту, до этого возраста, как и до высокого звания, еще очень далеко. На его устах появилась довольная улыбка.

Очевидно, эта улыбка и была последней каплей, переполнившей чашу терпения Коваля.

— Я с самого утра побывал у Крапивцева… — начал Струць.

Подполковник жестом оборвал его, поднялся из-за стола и, как всегда, когда волновался, стал мерить шагами комнату. Струця, который удивленно следил за ним, он будто не замечал.

Так прошло несколько минут. Вдруг Коваль резко остановился и внимательно посмотрел на лейтенанта, словно впервые увидел: черные туфли, брюки с тоненьким красным кантом, форменная серо-голубая рубашка, молодое, теперь уже растерянное лицо, карие глаза и чертова девичья родинка над губой…

— Вы лучше расскажите, что делали вчера вечером!

Коваль, пожалуй, впервые в жизни повысил голос на подчиненного. Кто-то открыл дверь в кабинет и тут же закрыл.