По следу четырех

— И Олега! — добавила Мотька и вдруг покраснела.

Вечером мы собрали «Квартет» и подробно рассказали о происшествии и о нашем решении следить за прессой.

— Молодцы, девчонки! — воскликнул Митя. — Это уже вполне профессиональная идея! Не зря вы все-таки шесть дел за год распутали![1]

— Меньше чем за год! — гордо поправила его Матильда.

— Верно! — засмеялся Митя. — Раньше бы вы стали просто искать красные беретки на улице!

— А это тоже не помешает! — заметила я. — Случайные встречи играют большую роль в расследованиях! К тому же завтра мы навестим Машину бабушку, попробуем вытянуть из нее еще какие-нибудь подробности.

— Только не очень на них полагайтесь! — предостерег Костя. — Бабушке бог знает что может померещиться, а бывают еще старушки с богатым воображением, наплетут невесть что, а мы потом будем как идиоты за призраками гоняться!

— Ничего, разберемся как-нибудь! — уверенно заявила я. — Опыт какой-никакой есть!

Глава II На ловца и зверь бежит

На следующий день в классе все только и говорили, что об ограблении Машкиной бабушки.

— И как это наши знаменитые сыщицы до сих пор грабителей не обнаружили? — пропела Верочка.

— Да они вообще все врут, никакие они не сыщицы! — вякнула Лялька, Верочкина рыба-прилипала.

— Дубова, что ты мелешь! — поморщился Макс Федорчук. — Сама же помнишь, как мент к нам в класс приходил, благодарил Монахову и Корбут, чего зря говорить…

— Ну, один раз, может, чего и нашли, — согласилась Лялька, — а дальше уже все выдумали!

— Тебе просто завидно, Дубова! — констатировал Вадик Балабушка.

— А ты вообще молчи! — огрызнулась Лялька. — Ты за Монаховой хвостом бегаешь!

— Дубова, ты у меня схлопочешь!

— Будешь женщину бить?! — патетически воскликнула Лялька.

— Женщин я не бью, но ты к ним отношения не имеешь!

Мы с Матильдой в этот разговор не вмешивались. Ничего нового мы из него не узнали.

После уроков мы отправились с Машкой к ней домой.

— Бабушка, вот тут мои подруги пришли, хотят с тобой поговорить! — сказала Маша, едва войдя в квартиру.

— Подружек привела, вот и отлично! Доставай, Манечка, банку варенья, будем чай пить! — обрадовалась старушка.

— Да мы вообще-то не за этим пришли… — начала я, но Мотька толкнула меня в бок.

— За чаем разговор естественнее пойдет! — шепнула она мне.

Бабушка усадила нас за стол и принялась хлопотать.

— Вы уж слыхали о нашем несчастье? — спросила она, расставляя на столе розетки.

— Да, — подтвердила Мотька.

— Татьяна Федоровна, а что они вам сказали? Почему вы пустили их в квартиру? — спросила я.

— Ой, деточки, я сперва их через дверь спросила, кто такие и зачем пожаловали, а они говорят: «Мы из префектуры, насчет гуманитарной помощи обследование проводим!» Ну я подумала, что нам с Манечкой такая помощь очень даже не помешает! Гляжу в глазок, женщины стоят, такие приличные с виду, немолодые, солидные… Ну я и открыла!

— А дальше что? — взволнованно спросила Матильда.

— Что ж дальше-то! Впустила я их, за стол вот усадила. Они стали меня расспрашивать, что да как, какую пенсию я получаю, какое пособие Манечке после смерти родителей положено…

— И у этих тварей рука поднялась… — вскипела Мотька.

— Да уж, — согласилась я.

— Кто бы мог подумать! — вздохнула Татьяна Федоровна. — Ладно бы девчонки какие-нибудь, охламонки, нет, солидные дамы такие…

— А вы их описать можете? — спросила я.

— Да уж описывала милиции, все, что могла, припомнила!

— Бабуля, Ася с Мотей уже сколько преступников поймали! Они понимают в этом деле, расскажи им, хуже-то не будет! — взмолилась Маша, почему-то свято уверовавшая в наши детективные таланты.

— Ладно, попробую, — согласилась бабушка, — в конце концов, хуже и впрямь не будет.

— Значит, их было четверо? — начала я.

— Точно, четверо. Две толстухи, одна маленькая, вертлявая, а одна незаметная такая, в красной беретке. Про нее ничего не могу сказать, кроме беретки, ничего не запомнила.

— Татьяна Федоровна, может, вы заметили, какого цвета у них волосы, как они были одеты? Давайте по порядку, начнем с вертлявой. Она, значит, маленького роста? — допытывалась я.

— Не то чтобы очень маленького, но все же поменьше других, — старательно припоминала Машина бабушка. — Волосы у нее… мелким бесом вьются, а цвет у них… пегий какой-то. Да, губки у нее тоненькие такие и ярко-красной помадой накрашены и брови черным нарисованные… и еще зуб золотой впереди.

— Замечательно! — воскликнула я. — Вы здорово ее портрет нарисовали, я ее как живую вижу! Давайте дальше, как она была одета?

— Да никак, юбчонка с кофтенкой, неприметные какие-то. Она меня все «бабусей» называла. Я хотела сказать, что ей я не бабуся, а потом решила, что она меня не поймет.

— Тогда перейдем к следующей, — сказала я, — к той, что в красной беретке. Что еще вы о ней сказать можете?

— А вот у нее лицо такое, что зацепиться не за что, бесцветное и некрашеное, такое лицо не запомнишь!

— Незапоминающееся лицо — это тоже примета! — мудро заметила Матильда.

— Конечно! — обрадовалась Маша.

— А как она была одета? — продолжала допытываться я.