По горячему следу

Рассмотрел пацана внимательно. Худой, но жилистый, видно, что ел не досыта. Рыжие патлы коротко обрезаны, и так неровно, что ежу понятно — ножом кромсали. Рубаха того же типа, что и у клоунов на морском берегу — грубая ткань из толстых неровных нитей. Но такого количества прорех и заплат у тамошних аборигенов не было. А на грязной шее у парня красуется широкий кожаный ошейник. Не застёгнут, Роман специально со всех сторон осмотрел, зашит. И знак какой-то на нём выжжен. Раб? Похоже на то.

Шишагов запустил пальцы под ошейник, напрягся — треснули нитки, полопались. Выбросил остатки пакостной штуковины в кусты. Пацан снова что-то спросил. Пришлось разводить руками:

— Извини, парень, не понимаю. Сами мы не местные, здешним диалектам не обучены.

Мальчишка чем-то напомнил Роману оленёнка — худенький, длинноногий, страшно ему и любопытно. Как звали оленёнка из мультика?

— Рудольф? — вслух попытался вспомнить Шишагов.

Парень вдруг закивал, расплылся в улыбке:

— Рудак, так, Рудак!

— Я — Роман, — и ладонью себя в грудь, — бух.

Познакомились. А из корзины пахнет. Не выдержал, отвязал крышку. Парнишка охнул, метнулся под руки, свёртки из корзины достаёт и лопочет, судя по интонации — извиняется. Тряпицу расстелил, харчи раскладывает — рыба вяленая, что-то вроде сырокопчёного мяса, творожный сыр, и — лепёшки. Офигеть! Подсохшие, непонятно из какого зерна, серые, толстые…. А Шишагов хлеба третий год не видел. Схватил кусок, вцепился зубами — вкусно, словами не описать. Парень флягу кожаную подсовывает, а в ней — кислое молоко.

"Если он сейчас из корзины печёную картоху достанет — я на нём женюсь!"

Но видно, не судьба — остался Роман холостым, в извлечённом ловкими мальчишечьими руками из корзины берестяном сосуде оказался мёд. Шишагов уселся у скатерти-самобранки, парню место рядом указал. Когда тот осторожно на корточки присел, знаками показал — ешь, мол, не теряй времени. Парнишка сперва отрицательно башкой замотал: что вы, как можно? Пришлось брови насупить и сурово на своём настоять. Парень налёг на сыр и так заработал хлеборезкой, что уши зашевелились. Голодный. А Роман лепёшку с мёдом кислым молочком запил — и полегчало сразу. Из-за плеча высунулась серая усатая морда:

— Мрр?

— Маха, тут ничего для тебя вкусного нет. Хотя… Там в рюкзаке заяц лежит.

Роман стал подниматься, но парнишка вскочил первым и метнулся к Роминой поклаже. Подскочил, ухватился…. Зачем же делать такие удивлённые глаза? Да, не поднял, ну и что? Сколько тебе лет-то? Подошедший Шишагов похлопал парня по плечу, левой рукой поднял ранец, показал малолетнему помощнику на разбросанное по земле оружие и пошел к терпеливо поджидающей Машке.

Понимать друг друга они с Рудиком начали не то чтобы с полуслова, со словами пока было как раз не так хорошо, но с пары жестов точно. Уж очень сметливый мальчишка оказался. Принёс к импровизированному лагерю оружие Романа и тут же пробежался, собрал острые предметы с трупов. Изрядная горка получилась. А парень уже сумки таскает, сразу видно, хомяк тренированный. Глядя на гору топоров, копий и щитов Роман задумался: тащить это на себе — грыжа неизбежна, а бросить такую кучу железа — непростительная расточительность. Показал парню на всё это добро, сделал вид, что не может что-то поднять. Тот проникся. Потом хлопнул себя по лбу, бросил очередной груз и умчался в ту сторону, откуда Роман с Махой пришли. Только грязные пятки мелькнули.

Пока его не было, Маха совсем оклемалась, сходила к реке, напилась. Есть не стала, впрочем, и Роман после такой плюхи не захотел бы.

Через минут десять рыжий вернулся, ведя в поводу пару лошадей. Лошадки выглядели непривычно — невысокие, холками примерно по плечо Шишагову, даже чуть ниже, коренастые. Гривы короткие, стоят щёткой. Шерсть светло-жёлтая, ноги до колен тёмные, и вдоль хребта тёмная полоса. Толстые шеи, толстые ноги, и туловище на бочонок похоже. Будто пони, на котором в парке имени Горького детей катали, в несколько раз больше стал. Но видно — крепкие такие животинки, здоровые. На Машку косятся, хрипят, упираются.

Рудик подвёл коней ближе, извиняясь, развёл руками, показывал то на лежащее тело в синем плаще, то в кусты, из которых вывел лошадей. Что тут непонятного — конь предводителя в руки не даётся. Пришлось просить Машу помочь, наверняка конь вождя самый лучший. Маха муркнула и ушла в кусты. Упёртый жеребец через пару минут прибежал сам, встал около остальных, храпел и косился на кусты. Попался, товарищ.

Пойманных лошадей привязали к деревьям, парнишка достал из перемётных сумок специальные верёвки и для верности спутал им передние ноги. Теперь можно продолжать мародёрствовать — появился транспорт для перевозки добычи.

* * *