Плотина против Тихого океана

Ах, какое лицо будет у Жозефа, когда он увидит патефон! Теперь они наверняка вот-вот придут. Мсье Чжо приехал позже, чем обычно, — видимо, из-за патефона, — и уже был близок момент, когда они неизбежно должны все узнать. Что до мсье Чжо, то как только он подарил патефон, он и вовсе перестал для нее существовать. А если отнять у него машину, тюсоровый костюм, шофера, то, наверно, он стал бы просто прозрачным, как стекло пустой витрины.

— Как кто?

— Как Агости и… Жозеф, — не без робости закончил мсье Чжо.

Сюзанна широко улыбнулась ему, и он, при поддержке принесенного патефона, стерпел эту улыбку.

— Да, — сказал он храбро, — как Жозеф.

— Вы можете подарить мне хоть десять патефонов, все равно так всегда и будет.

Мсье Чжо, убитый, опустил голову.

На пороге появились мать и Жозеф. Мсье Чжо, молчавший с видом оскорбленного достоинства, не заметил, как они подошли.

— Вот и они, — сказала Сюзанна. Она встала и подошла к мсье Чжо.

— Не сидите с такой постной миной!

Мсье Чжо нужно было совсем немного, чтобы приободриться. Он встал, притянул Сюзанну к себе и порывисто ее обнял.

— Я без ума от вас, — мрачно сообщил он. — Я, право, не знаю, что со мной, я никогда ни к кому не испытывал таких чувств.

— Ничего не говорите им! — сказала Сюзанна.

Она машинально высвободилась из его объятий, заранее улыбаясь Жозефу и тому, что ждет его через несколько минут.

— После того, как я увидел вас вчера вечером обнаженной, я всю ночь не смыкал глаз.

— Когда они спросят, что это такое, я сама им скажу.

— Я для вас пустое место, — сказал мсье Чжо, снова пав духом. — Я это чувствую с каждым днем все отчетливее.

Жозеф и мать поднялись по лестнице, Жозеф впереди, мать сзади, и ввалились в гостиную. Они были оба в пыли и в поту. На ногах чернела засохшая грязь.

— Добрый день, — сказала мать, — как здоровье?

— Добрый день, мадам, — ответил мсье Чжо. — Спасибо, хорошо, а ваше?

Встать, поклониться матери, которую он терпеть не мог, — это мсье Чжо умел превосходно.

— Нам-то сейчас здоровье особенно нужно, я ведь теперь ношусь с мыслью завести тут банановую плантацию. Это дает мне возможность продержаться еще чуть-чуть.

Мсье Чжо в очередной раз шагнул к Жозефу, но тут же отступил. Жозеф никогда не здоровался с мсье Чжо, нечего было и пытаться.

Они не могли не видеть коробки, стоящей на столе. Ну никак не могли. Однако ничто не свидетельствовало о том, что они ее заметили, кроме того, что они избегали смотреть в ту сторону, старательно обходя стол стороной. И кроме особой сдержанной улыбки на лице матери, которая сегодня не скандалила, как обычно, не жаловалась на усталость и была весела.

Жозеф прошел через столовую и направился к душевой кабинке. Мать зажгла спиртовку и позвала капрала. Она орала до хрипоты, чтобы дозваться, хотя это было абсолютно бесполезно и она это прекрасно знала: надо было звать его жену, чтобы она ему сказала, что его зовут. Где бы его жена в этот миг ни находилась, она в таких случаях неслась сломя голову к мужу и хлопала его по спине. Сейчас, сидя на корточках во дворе, капрал наслаждался передышкой, которую дала ему мать, и благоговейно ждал, когда появится автобус. Он смотрел на дорогу все свое свободное время, — иногда целыми часами, когда они уезжали в Рам, — пока не увидит, как автобус выезжает из леса и беззвучно приближается со скоростью шестьдесят километров в час.

— Он почти совсем оглох, — сказала мать, — почти совсем.

Она пошла в чулан и вернулась в столовую, по-прежнему не поднимая глаз. Коробка между тем бросалась в глаза, заслоняя все остальное, что было в бунгало.

— Я всегда удивлялся, что вы держите глухого, — сказал мсье Чжо как ни в чем не бывало, — ведь на равнине прислуги хватает.

Как правило, если они не собирались ехать в Рам, он уходил несколько минут спустя после появления матери и Жозефа. Но сегодня он стоял, прислонясь к двери гостиной, и явно ждал, когда пробьет его час, час патефона.

— Вы правы, конечно, хватает, — сказала мать. — Но этому так досталось в жизни! Когда я смотрю на его ноги, я всякий раз думаю, что придется мне возиться с ним до конца моих дней…

Надо было как можно скорее сообщить им, что в коробке, иначе это могло плохо кончиться. Жозеф, изнемогая от любопытства, мог не выдержать, наподдать ногой по ротанговому столу и один уехать в Рам на «ситроене». Но хотя Сюзанне было хорошо известно, на какие выходки способен Жозеф, она сидела молча, точно пригвожденная к креслу. Капрал вошел, увидел коробку, долго смотрел на нее, потом поставил кастрюлю с рисом и начал накрывать на стол. Когда он кончил, мать взглянула на мсье Чжо, словно спрашивая, какого-черта-он-тут-торчит-так-поздно. Время ехать в Рам давно прошло, а он словно забыл и думать об этом.

— Вы можете остаться и поужинать с нами, если хотите, — сказала она, обращаясь к мсье Чжо. Она не привыкла быть с ним такой любезной. В этом приглашении наверняка крылось подспудное желание продлить пытку Жозефа и Сюзанны. В ней еще вспыхивали иногда непогасшие искры молодости и веселого озорства.

— Спасибо, — сказал мсье Чжо, — я буду счастлив.