— Угадали, — сказала Элеонора Монкур. — Мы просто в восторге от Шотландии.
Тут она стала перечислять, что особенно приводит ее в восторг: много всего, от резкого звука волынок до обдуваемого ветрами западного побережья. Клайд не прерывал ее, попивая из своего стакана и время от времени покручивая в нем лед. Иногда он отрывал взгляд от виски и переводил его на Джона Ребуса.
— Вы бывали когда-нибудь в Штатах? — спросила Элеонора.
— Нет, никогда, — ответил Ребус.
— Я была два раза, — сказала Пейшенс, удивив его. — Раз в Калифорнии и раз в Новой Англии.
— Осенью?
Пейшенс кивнула.
— Настоящий рай, правда?
— А вы не из Новой Англии? — спросил Ребус.
Элеонора улыбнулась:
— Нет-нет, мы с другой стороны. Из Вашингтона.
— Из Вашингтона?
— Она имеет в виду штат Вашингтон, — пояснил муж. — Не Вашингтон в округе Колумбия.
— Мы живем в Сиэтле, — сказала Элеонора. — Вам бы понравился Вашингтон. Он такой дикий.
— Она имеет в виду «необжитой», — пояснил Клайд Монкур. — Добавьте счет за это к нашему общему. Вот наш номер, мисс.
Пейшенс заказала лагер и лайм, и официантка принесла заказ. Ребус внимательно смотрел, как Монкур достает из кармана ключ. Официантка записала номер.
— Предки Клайда родом из Шотландии, — сказала Элеонора. — Откуда-то из-под Глазго.
— В Килмарноке.
— Точно, в Килмарноке. Их было четверо братьев. Один уехал в Австралию, двое в Северную Ирландию, а прадедушка Клайда отправился из Глазго в Канаду вместе с женой и детьми. Он проехал всю Канаду и обосновался в Ванкувере. А уже дедушка Клайда перебрался в Штаты. У него родственники в Австралии и Северной Ирландии.
— А где в Северной Ирландии? — невзначай спросил Ребус.
— Портадаун, Лондондерри, — сообщила она, хотя Ребус задал вопрос ее мужу.
— Бывали у них когда-нибудь?
— Нет, — сказал Клайд Монкур. Он снова заинтересовался Ребусом, который открыто и прямо встретил его взгляд.
— У нас на северо-западе полно шотландцев, — продолжала щебетать миссис Монкур. — Мы устраиваем шотландские вечеринки и собрания кланов. А летом — хайлендские игры.[99]
Ребус поднес стакан к губам и только тут, казалось, заметил, что в стакане пусто.
— Пожалуй, надо повторить, — сказал он.
Принесли выпивку с новыми резными бумажными подставками под стаканы. Официантка унесла почти все деньги, которые были при себе у Ребуса. Это он, Ребус, анонимным звонком пригласил сюда Монкура, а Пейшенс использовал для усыпления его бдительности — на тот случай, если Монкур окажется умнее, чем предполагал Ребус. Монкуру и рта не нужно было раскрывать — за них двоих говорила его жена, и ничего из ею сказанного даже отдаленно не могло пойти на пользу Ребусу.
— А вы, значит, доктор? — спросила она у Пейшенс.
— Да, терапевт.
— Я восхищаюсь докторами, — сказала Элеонора. — Благодаря им мы с Клайдом как огурчики. — Она широко улыбнулась.
Пока жена говорила, муж разглядывал Пейшенс, но как только она закончила, обратил взгляд на Ребуса. Тот поднес стакан к губам.
— Некоторое время, — сообщала теперь Элеонора Монкур, — дедушка Клайда был капитаном клипера. Его жена родила на борту, когда судно направлялось забрать… что это было, Клайд?
— Груз леса, — сказал Клайд. — С Филиппин. Ей было восемнадцать, а ему за сорок. Ребенок умер.
— И знаете что? — сказала Элеонора. — Они сохранили тело в бренди.
— Забальзамировали его? — подсказала Пейшенс.
Элеонора Монкур кивнула.
— А будь на этом клипере сухой закон, они бы вместо бренди использовали смолу.
— Нелегкая была жизнь, — сказал Клайд Монкур, обращаясь к Ребусу. — Эти люди создали Америку. Выживали только выносливые. Были, конечно, и совестливые, только для совестливости не всегда находилось место.
— Немного похоже на Ольстер, — сказал Ребус. — Туда тоже переехало немало довольно выносливых шотландцев.
— Правда?
Монкур допил свой стакан в тишине.
Все единодушно решили, что больше заказывать выпивку не будут. Клайд напомнил жене, что они перед ужином должны еще совершить прогулку до сада на Принсес-стрит и обратно. Выйдя из отеля, пары обменялись рукопожатиями, Ребус взял Пейшенс под руку и повел вниз, словно они направлялись в Новый город.
— А где твоя машина? — спросила она.
— На Джордж-стрит. А твоя?
— Там же.
— Тогда куда мы идем?
Он оглянулся, но Монкуров уже не было видно.
— Никуда, — сказал он, останавливаясь.
— Джон, — сказала Пейшенс, — когда я в следующий раз понадоблюсь тебе как прикрытие, ты уж, будь добр, спроси у меня для приличия, хочу ли я этого.
— Ты не одолжишь мне несколько фунтов? Чтобы не искать банкомат.
Она вздохнула и полезла в сумочку.
— Двадцати тебе хватит?
— Надеюсь.
— Если только ты не собираешься вернуться в бар отеля.
— Ну, я поднимался по склонам и покруче.
Он сказал ей, что вернется поздно, скорее всего очень поздно, и клюнул ее в щеку. Но она подтянула его к себе и надолго приложилась губами к его губам.
— Кстати, — спросила она, — ты разговаривал с этой любительницей граффити?
— Я ей сказал, чтобы она исчезла. Это не значит, что она послушается.
— Очень ей советую, — сказала Пейшенс, целуя его в последний раз в щеку.