Плоский мир

Утром, позавтракав, я вернулся в плоскость спальни, нашел на окно, и пока допивал кофе, приметил на улице необычные движения; я ничего подобного раньше не видел и поэтому стал смотреть более внимательно. Вот какой-то человек прошмыгнул вдоль перекрестка, от одного светофора к другому, от другого к третьему и скрылся между прямоугольниками домов, как спасающийся бегством таракан — за коробками из-под обуви. Быть может, его еще и можно было увидеть, если встать в плоскости окна таким образом, чтобы мой глаз был на уровне форточки, — то есть подняться наверх, — однако тут мое внимание привлек второй субъект — вид у него был и вовсе оголтелый. Знаете, что он делал? Пытался забраться на тот самый фургон «Скорой помощи», который так и остался стоять на дороге со вчерашнего дня. А когда у мужчины, наконец, получилось это сделать, он, будучи уже на верхней линии машины, с размаху перекувырнулся и так ударился кругом головы, что на точке темени тут же начал разрастаться синий бугорок-шишка.

Я стал перемещаться своим профилем туда-сюда по окну, и понял, что в плоскости улицы сплошь и рядом попадались теперь безумцы, вроде этого; они бегали, лупили друг друга складками одежды и размахивали кистями своих рук так быстро, что мне казалось, будто они играют ими в бадминтон. Линии лбов, меняющиеся местами с полугубами, случайные поцелуи в щеку, подушечки пальцев, красные, как спелые черешни, руки, закинутые таким образом, что локти, казалось, слипались с шеей. Один из них не заметил проезжавшей мимо машины, и она так поддала его, что он тут же отдал богу душу. Все вдруг на секунду остановились, почувствовав присутствие смерти, а потом общее сумасшествие продолжалось.

Впрочем, были на улице и люди, которых безумие не затронуло. Они спокойно шагали по линии тротуара, курили, пуская густые облачка дыма к ясному утреннему небу, которое между коробками из-под обуви было такого же цвета, как и кончики сигарет. Эти самые, «нормальные», не обращали на панику никакого внимания; она, так сказать, проходила мимо них, безо всякой химической реакции: если даже и проникала в их внутренности, то благополучно оттуда испарялась. Рентген и сталь.

Но находя то на одну часть окна, то на другую, и наблюдая за плоскостью улицы, я понимал: нечто сдвинулось с места и теперь будет только прогрессировать. И эти, «нормальные», тоже скоро присоединятся к панике, начнут заводить руками глазные круги, точно это колесико в механических часах, состригать волосы двумя пальцами рук, указательным и средним, и делать бог знает еще какие нелепости.

Но что такое все же творилось?

Вдруг заслонив случайно своим глазом самую середину правого края окна, я заметил… мысок коричневого ботинка. Некоторое время я смотрел на него не моргая, а затем принялся тереть глаз, дабы удостовериться, что зрение мне не изменяет, а потом… мои руки и голос сделали все сами, по галлюцинативной инерции, вроде той, что постепенно охватывала жителей города, — я отодвинул оконную форточку и громко произнес:

— Берестов, это вы?..

Нет ответа.

— Вам нечего прятаться. Я давно чувствовал, что вы за мною наблюдаете, а теперь вижу вас воочию.

Мысок ботинка пошевелился, и спустя секунд пять, за окном показалась нога, обрезанная деревянной рамой, — просто удивительно, как это хватило ловкости у Берестова, — (сейчас я тем более уже нисколько не сомневался, что это он), — перемещаться по карнизу на высоте пятого этажа. Но какими бы феноменальными акробатическими способностями он ни обладал, все же, на мой взгляд, излишне было так пасти меня.

Наконец-таки я увидел его профиль целиком: он зашел на эту сторону окна, (в подплоскость плоскости комнаты), соскочил с подоконника на пол и улыбнулся. Его лицо было красным от напряжения и напоминало стеклянный чайник, наполненный кровью.

— Здрасте, — он перевел дух, — удивлены видеть меня?

— Нет, — я загородил Берестова собою и вдруг заметил, что он подморгнул мне.

— Вы наблюдательны. Не то, чтобы я забыл это учесть, просто я уже потерял всякую осторожность.

— Довольно опрометчиво с вашей стороны, если вы находитесь на такой высоте, — сухо произнес я.

— Я не о том… забудьте. Кроме того, вы же знаете, что разбиться вряд ли возможно.

Я пожал плечом.

— Понятия не имею.

— Как же так? Вы разбираетесь в своих картинах, тогда почему относительно этого находитесь в неведении? Слушайте… только не подумайте, что я придираюсь к словам! — он стал вышагивать по плоскости комнаты и осматриваться, — так-так, я вижу, вы ничего здесь не поменяли с момента своего прибытия. Но мне кажется, это только потому, что вы здесь еще очень мало времени.

— Я тоже так думаю. Мне действительно кое-что придется изменить. Я ведь продолжаю картину, несмотря на то, что случилось.

Он заслонил меня собою, и на некоторое время мы слились в одного человека.

— Вы это уже говорили при нашей последней встрече. Очень четко говорили.

— Да, и поэтому я был огорчен, что через несколько дней вы не пришли, хотя и обещали. Я уже настроил себя, а вы сорвали мои планы.

— О чем вы?