Площадь Соловецких Юнг

Один раз прискакал, дымя на ходу, как старый паровоз, начальник объекта, пожал руку, похлопал по плечу, прыгнул в машину, обдал сидящих у входа старичков сизым облаком удушливой вони – и только его и видели. Слава лишь головой покачал на такую проверку. По всему выходило, что платить им не собираются. Эта мысль несколько омрачила спокойную работу – но, с другой стороны, опыт существования без денег был, и немалый, так что расстраиваться по пустякам не следовало. К тому же каждая смена приносила все новые знакомства.

Кондрат в это время умчался за выпивкой – и тяжелая обязанность по поддержанию порядка среди старичков легла на крепкие плечи Славы. И вот он сидел в гардеробе, шумно хлебая борщ. В эту смену попались хорошие поварихи – они и готовили вкусно, и делились щедро. Слава уже справился с наваристой основой и принялся за солидный кусок мяса, не дожидаясь, пока он остынет, как его оторвало от еды вежливое покашливание. Слава поднял глаза, вытер рукой масляные губы, сыто рыгнул, не удержавшись, и только потом произнес.

– Я к вашим услугам. Покорнейше прошу. – и указал на стул.

Подошедший к нему мужчина, если и обалдел от несоответствия поведения и речи, виду не подал.

– Приятного аппетита, извините, что оторвал вас от трапезы…у меня к вам просьба… вы здесь отвечаете за тех, кто приходит?

Слава с удивлением посмотрел на крупного, сытого и холеного посетителя. От него парфюмерной волной веяло деловитостью и самодовольством. На толстом пальце, придавливая рыжеватые волосы, блестела массивная золотая печатка. Белый воротничок врезался в белую подбритую шею. Светлый плащ увеличивал грузную фигуру, легкое шелковое кашне допустимым беспорядком прикрывало безукоризненные поля костюма.

– Не за тех, кто приходит – в тон, поддавшись властному обаянию гостя, ответил Слава – в тех, кто себя начинает некорректно вести. Хамить, грубить, отрывать от важных дел.

При этих словах гость слегка изогнул бровь и повел глазом на недоеденный кусок мяса. Потом достал бумажник.

– Безусловно, ваши услуги будут вознаграждены. Мне нужно немного, сущий пустяк.

Вам знакома эта женщина?

Слава, скроивший равнодушную, даже кислую мину при виде портмоне, взял цветной снимок.

– Эта женщина в центре, что ли? Седая?

– Да, да, она самая.

– Да, видел. Не очень часто, но встречаю. Я, кстати, не пойму – она здесь живет? Что вы от нее хотите? Вы ее сын? Вы ее сдали в пансионат? И что вы хотите от меня?

Слава умел быть резким. Визитер посмотрел на него удивленно, подумал, достал из бумажника тысячу, подумал еще, достал вторую, положил ее рядом с тарелкой и только потом заговорил – мягко и, можно сказать, задушевно.

– Что вы, нет, как можно сдавать родителей в дом престарелых. Это позор, я считаю. Да, я ее сын. Но, кроме меня, есть еще пять детей…

Слава издал неопределенный звук и уважительно покачал головой. Достойно.

– И всех ее детей внуки… понимаете, наша мама, прямо скажем, нарасхват. Мы без нее, как без воздуха. А она…

Он вдруг покрылся густым румянцем, раздул ноздри и тяжело задышал. Чтобы справиться с собой, гостю пришлось набрать в грудь воздуха и посидеть с минуту. Слава наблюдал за этой борьбой эмоций, склонив набок голову.

– После того, как умер отец, она взялась таскаться сюда. У нее полно внуков, она нарасхват в каждой семье, мы даже ссоримся, чтобы заполучить ее на вечер, а она… она сюда таскается… уму непостижимо…

– Ну, хорошо… – спокойно ответил Слава. – Допустим, она сюда приезжает. И что вы от меня хотите?

– Чтобы вы ее сюда не пускали!! – почти выкрикнул гость, ловко выхватывая фото и пряча его.

– Конечно – Слава говорил медленно – конечно, если она приедет в одиннадцать ночи, или в пять утра, я ее не пущу. Может быть. А в другое время? На каком основании я ее буду задерживать в часы посещений? Может быть, у нее здесь важное дело? Не просто же так она от своих семей уезжает сюда?

Мужчина вытащил платок и промокнул покрывшийся блестящим бисером лоб.

– Мне неприятно об этом говорить… да и всем, кто это знает, неприятно. В общем – помолчав и словно решившись, продолжил он – тут живет один… как бы сказать… смешно даже… старый поклонник… проклятье нашей семьи, если можно выразится таким возвышенным слогом. Преследовал маму больше сорока лет, сколько скандалов было из-за него. С отцом. С детства помню. И вот… память отца осквернена… к этому… у него даже дома нет… таскается… стыд, одно слово…

– Понятно. – Прервал его Слава. – Все понятно. Я понимаю ваши сыновние чувства… к тому же внуки без присмотра… но ничего поделать не могу. Я не имею права ее задерживать. В том числе и морального.

Добавил он, следя, как мужчина добавляет к лежащим на столе двум тысячам еще две.

– Что? – встрепенулся тот и рука с купюрой застыла в воздухе. – о каком моральном праве вы говорите?

– О своем. Если пожилая женщина ездит в гости к другу – или поклоннику, если вам так больше нравиться – с которым ее связывают сорок лет, то я ее уважаю. Так же я уважаю его. С какой стати я должен вставать на ее пути? Разве что руку подать, чтобы она на ступеньке не споткнулась.