Отойдя чуть в сторону, женщина Нудьга встала у окна. Она глядела мимо Лодыженского, мимо двух холеных баб, сквозь чисто мытые стекла на дымчатую полоску реки, на едва тронутые весенним теплом аллейки и клумбы Москвы, на слезящиеся кончики кленовых веток.
Переводя взгляд в зал, на людей, женщина Нудьга морщилась. Люди нравились ей намного меньше заоконного пространства. Но и среди этих людей Нудьга – только четыре дня назад прибывшая в столицу из прикубанского Темрюка – враз выделила справненького коренастого мужичка. Мужичок в тонком свитере и в клетчатых английских брюках впечатление производил – что надо. Правда, иногда он едва заметно подергивал руками, и это было неприятно. Но в то же время слегка вздрагивали тугие колечки его русо-пепельной бороды. А это было вполне симпатично.
Мужичок ни с кем особо не контачил, все больше крутился близ сцены. Правда, в последние несколько минут он от сцены отлип и переминался с ноги на ногу рядом со стоящими у входа в танцзал прямо-таки выскобленными до блеска, бабами.
Это высокой и статной, но, как она сама считала, «паршивенько», не по столичному одетой Нудьге – не понравилось.
«Не такие ему бабы нужны», – твердо решила она и, легко стронувшись с места, пошла к справному мужичку.