Площадь Разгуляй

Он всегда видел единую природу, гармонию которой ничто нарушить не могло. Он, как и я, полагал, что природа — это все на свете: небо, земля, человек, животные, леса и поля. Природа – это еще и все то, что сотворено руками и гением человека. Ведь никто не сомневается, что пчелиный улей или муравейник – чистой воды природа. Почему же то, что сделано произведением природы — человеком, не есть эта природа? Мы понимали, что и философы должны каждый день кормить семьи и сами чего–нибудь есть и пить. Поэтому прощали им их изыски, которые — мы в этом не сомневались — суть плод постоянного поис–ка что бы и где бы пожрать. Но зачем Великой Природе часовые у рабочих бригад? Зачем сами эти бригады заключенных?

Ужасно! Тем более, что где–то солдаты вот так же стерегут и моих маму, отца моего, Иосифа. Господи! А что, если они все здесь, где–то на трассе канала, вдоль которого мы проехали взад–вперед? И где на всем его протяжении — от Москвы до

Дмитрова — вкалывают бесчисленные бригады зэков и топчутся армии солдат, караулящих их и готовых застрелить каждого, кто им не понравится…

Теперь, когда у Алика пропал отец, мы, не сговариваясь, решили: искать его будем вдоль канала Москва—Волга. Через день, после школы, мы добирались до Савеловского вокзала, покупали билеты до Дмитрова и садились на поезд. Стоило это дорого. И мы теперь экономили на всем, чтобы была возможность искать Михаила Ивановича…

Сейчас в это невозможно поверить, но тогда я, взрослый парень, был уверен: неожиданными этапами, что часто случаются в лагерях, — об этом рассказывали являвшиеся к нам зэки,

— все мои близкие могут оказаться здесь, на канале. Не все им быть в Воркуте или на Колыме, где двенадцать месяцев — зима, остальное — лето. Зима — двенадцать месяцев! Дядя Эрнест по–казал же мне день в полгода. А Колыма — самый Север… Но это все — фантазии. Главное, я верил, что именно здесь, по дороге в Дмитров, мы обязательно найдем дядю Мишу! Ну, не может он не найтись именно здесь, в лагере! Я уже знал, что лагеря — везде. Но тут был настоящий лагерь. И в нем можно было найти… ну, если не всех пропавших при арестах, то большую их часть.

В конце концов, даже маршал Победы Жуков, в своё время тоже приложивший руки к умножению лагерей и к увеличению их населения, через много лет очень удивлялся, узнавая от меня, что нет, не встречал я там вспоминаемых им друзей!

Как же так? Сидел же, говорил он… То были уже 50–е годы…

Глава 58.

А пока мы ездили и ездили по Савеловской дороге. Обходили десятки поселков, подходили к обнесенным проволочными заборами городкам, которые назывались зонами или лагерными пунктами. Перезнакомились со множеством вольных экскаваторщиков и шоферов. Даже здоровались за руку с настоящими заключенными, работавшими без конвоя, — расконвоированными! К нам подходили караульные солдаты — простые красноармейцы. Спрашивали: что тут делаем? Мы отвечали. Нас сперва никто не ругал и не отгонял. Но и не говорил, можем ли мы надеяться разыскать Михаила Ивановича.

Мне было очень стыдно перед Аликом, перед его мамой и бабушкой его, перед Светланкой: они так на меня надеялись – бывалого и опытного человека, специалиста по почти такому же проклятому миру, где исчез их дядя Миша! Я сам, тем более, надеялся на себя: вот же не пропал я маленьким в тюрьме! Даже во взрослом Таганском карцере. Спасся! Нашелся! Найдется и Михаил Иванович! Обязательно найдется! Алик верил мне. И мы искали, искали…

Однажды, около платформы Лобня по Савёловской дороге, нас остановил патруль из ментов и красноармейцев. Они шли за нами от самой вахты лагерного пункта, где нам, как всегда, ничего путного не сказали.

Начальник патруля спросил документы, но у нас их сроду не было. Тогда они приказали вернуться на вахту. Допросили: зачем ходим, кого ищем? Мы им снова рассказали про отца

Алика. Они куда–то звонили. Потом спросили адреса. Я дал им свой, а также телефон — Е1 09 99. Они позвонили, сказали, чтобы кто–нибудь из взрослых прибыл с документами. Через три часа прибыла Бабушка. Они сперва прочли мое свидетельство о рождении. Потом раскрыли паспорт Бабушки… Начальнику патруля стало не по себе… Он усадил Бабушку на стул, принес ей зачем–то воды, послал за чаем. Потом позвонил куда–то.

Вскоре явилась куча начальников со шпалами и даже ромбами в петлицах. Все смотрели на Бабушку, потом — по очереди — в паспорт…

— Как же вы, Баушка, позволяете детям ездить в такие места?

— А как же им не позволять, если где–то в таких местах обретаются их родители? И никому из вас невдомек сообщить их адреса. Или это тайна великая — адрес отца и матери?

— Тайна — не тайна: не положено!

— Вот они и едут искать.

— Прошу, Баушка, закажите им сюда ездить! У них могут быть крупные неприятности. И у вас тоже…

— Ну, у меня одна неприятность — живу долго. Это пройдет.

У каждого свои неприятности. Только зачем мучить детей, они в чем виноваты? Что по родителям скучают и убиваются? Я бы поглядела, как бы вы все не искали пропавших родителей, приведись вам остаться без них!..