Площадь павших борцов

Сталинград постепенно огораживал себя противотанковыми рвами, сооружал блиндажи, копал траншеи. Все го отрыли 20 миллионов кубометров земли. Это легко пишется, еще легче говорится. А ты попробуй за один день десятки тысяч раз нагнуться и распрямить спину чтобы поднять и бросить наверх лопату тяжелой земли. Трудом домохозяек и пенсионеров Сталинград опоясал себя кушаком оборонительных сооружений общей длиною в 487 километров. Такое расстояние даже не пройти - нужно объезжать на поезде... И не все было гладко. Некоторые не выдерживали. Бомбежек, драной обуви, иссушающего зноя, жажды, наконец. Просили у врачей справку о болезни, чтобы вернуться домой. Сами женщины с рубежей и позвонили Чуянову:

- Мы тут вынесли резолюцию: врачам справок об освобождении по болезни не давать! Мы - коренные сталинградцы, здесь родились, здесь и помрем. Мы все соседи, и лучше врачей знаем, кто чем живет, кто больной, а кто дурака валяет...

Чуянов созвонился с тем же Ворониным.

- Слушай, эн-кэ-вэ-дэ. Тут дело такое. Бабы и сами разберутся, кто здоровый, а кто симулирует. Речь о другом. Изредка женщины видят, как бомбят Сталинград, и когда зарево стоит над городом от пожаров, тогда многие бегут в город, чтобы узнать - живы ли дети да старики ихние? Понял?

- Ну, понял... Нет, не понял, - сказал Воронин.

- Так пойми: таких не задерживать. Сердца материнские надо понять ведь у каждой, считай, дите малое. Пока!..

4 июля генерал Герасименко застал Чуянова плачущим.

- Семеныч, да что случилось?

- Севастополь... Я ведь грешным делом думал, что хоть до Урала нас допрут, а Севастополь так и останется нашим. А теперь вот... в самый последний миг Севастополь к нам обратился, словно эстафету какую нам передал. Прочти, что сталинградские радисты от севастопольских только что приняли...

"Прощайте, товарищи, и отомстите за наш разбитый Севастополь", - так было записано. Герасименко развел руками:

- А в нашей избушке свои игрушки. Сейчас со станции Боево сообщили, что батальон немецкой пехоты через Дон переправился. Откуда он там взялся сам бес не догадается. А под Воронежем еще гаже - оборона уже прорвана...

- Как жить дальше - не знаю, хоть вешайся! - Чуянов еще раз глянул на прощальные слова Севастополя. - Я уже подсчитал. Двести пятьдесят дней они там держались, а в Крымскую кампанию... не помнишь ли, сколько?

- Шут его знает. Забыл. Кажется, около года.

После Герасименко явился в обком К. В. Зубанов, главный инженер СталГРЭСа, и вид у него был плачевный.

- Что, опять зубы схватило?

- Хуже. На этот раз сердце.

- Лечись. Как с электроэнергией? Опять не хватает?

- Электроэнергии хватит, а моя давно кончилась.

- О чем ты, Константин Васильевич?

Тут инженер сознался, что влюблен напропалую, а в кого - догадаться можно, в ту самую дантистку Марию Терентьевну, что больной зуб ему вытащила по рекомендации самого же обкома.

- Уж я и так и эдак перед нею! - рассказывал Зубанов. - Согласен хоть все зубы тащить без наркоза, только бы она не так сурово на меня глядела...

- Ты что? Совсем уж рехнулся? - обозлился Чуянов. - Тут такая пальба идет, Севастополь пал, Воронеж, гляди, оставим, люди мечутся на пристанях и вокзалах, как угорелые, в городе жратва кончилась, по карточкам даже пайка не выкупить, а... ты? На кой черт ты мне все это рассказываешь?

Тут Зубанов взмолился:

- Помоги мне... хотя бы партийным авторитетом.

- Соображай! - наорал на него Чуянов. - У меня земля горит под ногами, а я как последний дурак поеду в Бекетовку, чтобы твою бабу уговаривать... сам поладишь! Лучше давай о делах СталГРЭСа, жалуются на заводах: почему энергии - кот наплакал, куда подевал ты ее? Или в подарок своей дантистке отдал?..

В самом паршивом настроении Чуянов только к ночи вернулся к себе домой на Краснопитерскую, и сразу раздался звонок телефона (видать, за ним следили). Жена сняла трубку.

- Тебя, - сказала она. - Послушай, что говорят...

Чуянов сам взял трубку телефона: "Слушаю!" В ответ не женский, а на этот раз мужской голос, крепкий и уверенный:

- Это ты, сволочь поганая?

- Допустим, что я - сволочь. Все равно слушаю.

- Не вздумай бросать трубку. Двадцать пятого ты и твое потомство, заодно со своей б... будете повешены на площади Павших Борцов и висеть вам, веревка не сгниет.

- Сам придумал? Или научили тебя?

- Я говорю сейчас от имени германского командования, и ты, гад, от нас уже не скроешься. У нас руки длинные...

"Но откуда, из какой норы - не первый уже раз вылезла эта гадина, добралась до телефона, чтобы брызнуть в нас ядовитой слюной?" - записал тогда же Чуянов.

Легли спать. Потолок спальни отсвечивал кровавыми отблесками, которые переливались волнами, а висюльки стеклянной люстры ярко вспыхивали, - это на Волге какой уже день полыхали нефтяные баржи, приплывшие из Астрахани.

- Долго ль они гореть будут? - спросила жена.

- Пока не сгорят. Спи. Мне завтра рано вставать...

Утром Чуянов вдруг стал безумно хохотать.

- Господи, с чего развеселился? - удивилась жена.

- Вспомнил, инженер Зубанов, знаешь такого? Так вот он, дурень такой, вдруг влюбился. Нашел же время...