Площадь диктатуры

Прождав на ветру четверть часа, он уговорил остановившегося шофера, и они поехали высаживать пассажиров.

– Если диспетчер придерется, скажи, что едешь из центра по заказу, - предупредил таксист.

– А что с автобусами? - спросил Горлов.

– В городе даже троллейбусы не ходят, Московский проспект с утра перекрыли, пришлось в объезд ехать. Чертовщина какая-то! - сердито ответил водитель.

Высадив пассажиров, шофер газанул так, что Горлова прижало к спинке, и, резко повернув, выехал на шоссе. Дорога была пустой, чуть припорошенный сухим снегом асфальт шуршал под шинами, и слепило глаза. Начало Московского и вправду перегородили барьерами, гаишники с обожженными морозом лицами в тулупах, валенках и в завязанных у подбородков ушанками разворачивали всех направо, в сторону Купчино.

– По Лиговке не проедем, придется опять в объезд: через проспект Славы, Володарский мост и по Октябрьской набережной. Раз такое дело, четвертной надо добавить, иначе не поедем, - выругавшись, сказал таксист.

– Плачу полтинник, а счетчик можно выключить, - согласился Горлов.

– Пускай себе щелкает для уюта, кто на него теперь смотрит? Ребята в гараже открутят и накрутят, сколько надо для плана.

– Разве счетчики не пломбируют? - удивился Горлов.

– Народ не обдуришь! На задницу-заумницу болт с винтом всегда найдем, - махнул рукой водитель.

Перед Володарским мостом застряли в пробке. Воздух был черным и синим от выхлопов, казалось, все вокруг дрожит от гула тяжелых грузовиков. Улица то и дело взрывалась гудками - водители ожесточенно жали на сигнал, требуя уступить дорогу. Таксист занервничал, что перегреет мотор, но деваться было некуда, и метров восемьсот до въезда на мост тянулись почти полчаса. Дальше стало легче, но на Октябрьской набережной пришлось снизить скорость - дорога была забита машинами, и колонны грузовиков мешали разогнаться.

К трем часам, наконец переехали Гренадерский мост, но к Объединению подъехать не удалось - улица была сплошь забита автобусами. Расплатившись, Горлов пошел пешком, отворачиваясь от едкого дыма работающих моторов. Благополучно миновав проходную, он поднялся к себе. В лаборатории никого не было, кроме сидевшей у телефонов Светы Петровой.

– Хорошо, что вы приехали, а то устала придумывать, куда вы делись, - обрадовалась она, увидев Горлова.

– И кому я был нужен? - снимая пальто, спросил он.

– Из парткома каждый час требуют отчета, Лахарев все время звонит, трижды приходил искать…

– Так куда же я по-твоему от них всех делся? - ничего не понимая, удивился Горлов.

– Утром вы пошли на склад за транспарантами, потом инструктировали сотрудников, перед обедом уехали за краской, а сейчас вернулись из магазина, кисточки купили. Вот, видите две штуки, я их специально спрятала, когда раздавала!

– Что здесь, ради Бога, творится, и куда мне теперь надо деться с твоими кисточками.

– Кисти отнесете в Актовый зал, где транспаранты рисуют. Там из парткома и Лахарев. Придете, никто и не догадается, что вас весь день не было.

– Выходит, я правильно воспитал коллектив: в трудный час не подвели, - рассмеялся Горлов.

– Мы вас, Борис Петрович, очень любим, не сомневайтесь. Да, чуть не забыла: через час выезжаем. Автобус для нашего сектора тот, у которого на стекле впереди номер двадцать три от руки написан…, - уже вдогонку крикнула Света.

– Куда выезжаем? - Горлов остановился у открытой двери и, вспомнив недавние сборы по Гражданской обороне, встревожился: "Эвакуация началась, что ли? За семьями послали? Или это - внеплановые учения?"

– Да, не пугайтесь так, Борис Петрович! Нас всех на митинг везут…

– Какой митинг?

– Ну, что-то вроде демонстрации, как на майские праздники. Утром руководителей собирали, за вас Евтюхов ходил, он все объяснит. А вы-то на самом деле где были?

– На Северном полюсе, в тундре, - раздраженно буркнул Горлов, но взял себя в руки - Светочка оказалась молодцом, выручила.

– Митинг - это не праздник, а форма политического самообразования трудящихся масс. А наши праздники - это трудовые будни. Будут искать - скажи, что я в Актовом зале, как ты велела, - ласково улыбнувшись Светочке, сказал Горлов.

В Актовом зале стоял невообразимый гул. Вдоль стены громоздились сдвинутые в беспорядке стулья, пол был устлан красными полотнами, человек двадцать обдували их с помощью включенных вентиляторов. Горлов разглядел своих в углу. Сотрудники сгрудились вокруг длинного, метров десять транспаранта. Подойдя к ним, Горлов прочитал:

"ВДОХНОВЕННЫМ ТРУДОМ УКРЕПИМ ОБОРОНОСПОСОБНОСТЬ РОДИНЫ"

– Мы весь день старались, а теперь нельзя. Не понимаю, почему? Зачем тогда работали? - громко возмущалась Галя Устинцева.

– Объяснил же Лахарев, русским языком объяснил, что первый отдел запрещает, - видно, не в первый раз, устало повторял Сережа Евтюхов. Увидев Горлова, он обрадовался: "Борис Петрович, хоть вы скажите!"

– Нельзя раскрывать секретный профиль нашего Объединения, - с ходу придумал Горлов.

– Так бы сразу и сказал, что секретность! Значит, можно больше не сушить? - успокаиваясь, обиженно спросила Галя.