— Не имеет значения, как они были убиты. Имеет значение поимка твари, которая пытала их на протяжении целого часа, прежде чем убить. Никто из вас не знает, что это такое, когда над тобой издеваются и морально и физически несколько часов, — мой голос превратился в сталь, а взгляд наверное пугал, если господин Шанель не двигался совсем, — В первые секунды ты не чувствуешь ничего кроме испуга. Мозг выключает все механизмы и включает только инстинкты. И единственный — это выжить. Но если напавший намного сильнее тебя, вскоре жертва "ломается" как кукла. И тут два варианта — либо она терпит и умирает в агонии и дальше продолжая борьбу. Либо она мирится с этим и просто ждёт смерти, как овощ. Вот этого хочет преступник, которого мы ищем. Он желает увидеть все эти краски перед собой, чтобы удовлетворится. Получить возмездие и сексуальную разрядку. Все наши поступки — это зеркало того, что нас окружает. Все наши действия — это результат действий, которые применялись к нам. Если мы хотим его поймать, нам нужно обшарить каждый угол, в котором бывала жертва, и найти связь между всеми. Это прочная нить, которая объяснит причину убийств и выведет на преступника. Иначе… — я сделала паузу и сказала ужасную вещь, — Мы посадим двадцатилетнего мальчика в тюрьму пожизненно за то, чего он не совершал. А вас вынудят это сделать. И моя сторона, и ваша ждёт результата, чтобы успокоить общественность. Это резонанс.
— То есть вы хотите, чтобы мы сменили тактику проведения негласных оперативно-сыскных действий посредине расследования? — инспектор Шанель бесил меня больше всего.
Мужик натурально мстил мне за мой язык, и делал это настолько топорно, что мне стало как-то даже жаль его. Всё мужчины мыслят логически. У них нет такого понятия, как связать всё воедино в хаос и спокойно одной лишь рукой изящно найти ответ с помощью лишь интуиции. Всё в голове должно быть подвержено порядку, а у этого народа ещё и обложено рамками. И вот этого я никак не могла понять. А от того моя работа усложнялась вдвое. Я не понимала этих людей. У них была куча морально-этических правил, но при этом двадцатилетний парень нашел в себе силы их переступить и спать с любовницей прямо в ночном баре?
Как понять это всё, мать его?
— Помогите мне! — я прикрыла от досады глаза, и поклонилась, — Прошу вас помочь мне и не воспринимать как врага или конкурента.
Сказать, что они офигели это ничего не сказать. Но этой страной правил патриархат. И мне это стало ясно, как только я узрела посреди Сеула целый парк с монументами мужскому достоинству. Ментальность — вот главная проблема для меня в этом деле. Пока я не пойму в чём главная фишка этих людей, не смогу сделать ничего. Просто провалюсь с треском и уеду домой ни с чем, посадив пацана за решетку.
И в том, что его хотят подставить я убедилась через каких-то ничтожных полчаса. Мой демарш и последующая капитуляция были прерваны одним из комендантов, который открыл стеклянную дверь и поклонившись объявил, что явилась моя сегодняшняя головная боль, и в прямом и в переносном смысле.
— Анъен, нэ агашши! *(Здравствуйте, моя госпожа!) — Хан поднялся со стула и мягко поклонился.
Я же встала в дверях допросной и прилипла взглядом к этому засранцу. Моя утренняя фантазия предстала передо мной во всей красе. На ряду с явным всплеск ом температуры, я ощутила тревогу. Меня ничего не могло защитить от этого. А этот пацан, как катализатор всех моих фобий, вначале тянул из наружу, а потом словно тушил тем, что отличался полностью от того мужчины.
Хан опять выглядел так, словно не его обвиняют в столь тяжёлом преступлении. Лыбился как дурачок, а уж про внешний вид лучше умолчать, но всё же. Изодранные джинсы, рубашка в бирюзово-черную клетку, висящая на бёдрах. Ради красоты что ли? И какой-то джинсовый то ли китель, то ли кусок разорванной тряпки, поверх черной футболки.
— Весьма… Экстравагантно, господин Ким Хан Бин, — прошлась по нему взглядом снова и села напротив.
— Я старался удивить вас новыми веяниями в моде, нэ агашши, — прицыкнул Хан, а я приподняла бровь и сложила руки на груди.
— Я же вчера ясно намекнула, что разговор будет не из лёгких!
— Простите, ничего не мог поделать, — парень развёл руками и я ощутила стойкий запах перегара, — Это демонстративный протест против агрессии матушки, которая в ярости. Единственный способ её успокоить это надеть подобный хлам и перенаправить все усилия её родительского воспитания на мой внешне непрезентабельный вид.
— И её волнует в такой момент твой внешний вид?
— Её волнует всё, Лика, — вдруг изменился в лице парень, и я заметила, как он сжался, — кроме родного сына.
— Ты понимаешь почему ты здесь? — решила перевести тему, но тут же тяжело сглотнула и поменяла позу, потому что Хан стянул куртку, и черная футболка на поверку оказалась майкой.
Дыхание начало медленно становится глубже, а сердцебиение участилось. Тело реагировало возбуждением, а мозг страхом. И это сводило с ума. Хотелось прекратить допрос и убраться куда подальше от Хан Бина.