Плохой парень

— Откуда ж мне знать?.. Мы с тобой можем уйти отсюда другой дорогой, если хочешь, — предложила она и провела Джаффа вниз по улице, а там они свернули налево, к переулку, упиравшемуся в Йорк-роуд сразу у колледжа. — Так идти дольше, зато нам не придется второй раз проходить мимо полицейских. В любом случае, — продолжала она, — мы ведь до сих пор и не знаем, ищут ли тебя, верно?

— Ищут. Если еще нет, то скоро начнут. Даже если Эрин будет молчать, кто-нибудь все равно проболтается. Они найдут ее друзей, приятелей из клубов, из ресторана, где она работает. Нам надо быть осторожней. — Он огляделся и слегка поежился. — Пошли. Давай вернемся обратно в машину и уедем побыстрее из города. Здесь я чувствую себя очень неуютно.

Бэнкс шел по Рыбацкой пристани, наслаждаясь утренним солнцем и пирожками с крабами. Они были пресноваты, но в сочетании с острым красным соусом очень даже хороши.

Он глядел на туристический кораблик, направлявшийся в Алькатрас, и раздумывал, не поехать ли и ему на экскурсию. Пожалуй, все-таки нет. Уж слишком смахивает на стандартную программу выходного дня. Кроме того, он не находил ничего заманчивого в посещении тюрьмы, пусть даже и знаменитой: как же, сам Аль Капоне там сидел! Нет, его нисколько не прельщала такая перспектива.

Бэнкс хотел бы держаться подальше от всего, что так или иначе способно вызвать неприятные мысли. Понятно, что от воспоминаний не убежишь, они настигнут тебя где угодно. Но смена мест и впечатлений все равно полезны. При самом удачном раскладе это поможет ему встряхнуться и обрести второе дыхание. При менее удачном — он просто привезет домой еще одну коллекцию снимков, которую загрузит в компьютер и скорее всего никогда больше не откроет.

Он до сих пор просыпался по ночам от ужаса: ему снился Лондон и взрыв бомбы. Чувство вины за гибель невинного человека не давало ему покоя. Стоило положить голову на подушку и закрыть глаза, как он, будто наяву, слышал истошные крики, видел кровь, и даже дымом пахло — как тогда. Снова и снова его машина попадала в аварию, будто кто-то прокручивал этот эпизод в режиме нон-стоп. И опять под капотом его «порше» лежал истекающий кровью человек, а вокруг суетились правительственные агенты и пытались хоть как-то успокоить Бэнкса. По лицу хлестал дождь, смешиваясь со слезами и кровью, а он медленно брел домой в темноте. Мог ли он тогда поступить как-то иначе? Возможно. Но он сделал то, что сделал, и от этого нельзя убежать, просто уехав в Америку.

А потом его предала София. Он никак не мог избавиться от мучительного воспоминания: вот она сидит в баре, за руку ее держит какой-то мужчина, а позже, когда они подходят к дому, он по-хозяйски обнимает Софию за плечи, а она торопливо оглядывает улицу, прежде чем отпереть дверь и пригласить его войти. Еще больше Бэнкса ранило ее молчание. Она не отвечала на звонки, игнорировала его письма и эсэмэски. Словно кидаешь камень в глубокую пропасть — в ответ нет даже эха. Ничего, только пустота. Она сказала, что ей нужно время, нужно сменить обстановку, и твердо придерживалась этой идеи.

Спустя почти два месяца Бэнкс получил от нее по электронной почте банальное, набранное мимоходом послание: «Все отлично, иду вперед! Чего и тебе желаю. Будь счастлив!» Прочитав эту бессмысленную цидульку, он вдруг окончательно осознал, что между ними все кончено. И понял, что презирает Софию. Это чувство было ему неприятно, ведь когда-то он был влюблен в нее, и он постарался ограничиться обыденным безразличием. Чтобы на душе было не так мерзко.

Бэнкс подошел к парапету, оперся о деревянные перила, замер и погрузился в долгое созерцание. Перед ним расстилалась темно-синяя водная гладь, ровная, почти неподвижная. Обернувшись, он залюбовался мостом — изумительным, почти сказочным. В тот момент, в солнечных лучах, мост казался скорее оранжевым, чем золотым. Внезапно на Бэнкса снизошел покой, и он вспомнил свою удивительную ночь в пустыне.

Шел третий, не то четвертый день его американских странствий, он ехал по Аризоне. Позади уже были Великий каньон и Седона, теперь он намеревался пересечь пустыню от Финикса до Лос-Анджелеса, а затем проехать по побережью до Сан-Франциско. По дороге он неизменно слушал «пустынную музыку»: Капитана Бифхарта, Люсинду Уильямс и Дилана. А еще оратории Генделя, которые ставил на полную громкость. Ему почему-то казалось, что они очень созвучны этим местам.

Бэнкс убедился, что пустыня именно такая, какой он всегда ее себе представлял. Миля за милей — ничего, кроме полыни, перекати-поля, зарослей опунции и здоровенных разлапистых кактусов сагуаро, а еще бесконечная жаркая сушь.

Вечером на горизонте возникла высокая зубчатая гряда, и, сколько он ни ехал, она не приблизилась ни на йоту. Солнце клонилось к закату, все вокруг окрасилось в терракотовые, красные и бурые цвета.