Был не самый подходящий момент для выяснений, только не сегодня, когда его улыбка являлась провокатором временной амнезии. Меня словно отрезало от реальности, что так не похожа на сказку, но теперь в неё окунуло.
Тимур делал шаг за шагом, а я молчаливо его поторапливала. Хотела чувствовать его полностью, не через чёртову одежду. Хотела прикасаться к нему и оставлять следы на разгорячённой коже. Хотела слышать ритм его сердца, что бьётся в унисон с моим, и вдыхать уже родной аромат.
Майский толкнул ногой дверь и та распахнулась. Перед тем как коснуться спиной мягкого покрывала, я заметила распахнутый настежь балкон и развивающиеся занавески, за которыми темнели макушки деревьев.
Нависнув надо мной, Тимур лукаво произнёс:
— Здесь та самая красная линия, Мурка. Зайду дальше, и ты больше не сможешь меня остановить. Если передумаешь…
— Не дождёшься, — потянув ворот мужской футболки, я заткнула его поцелуем.
Май моментально поддался, как после строгой команды. В этом поцелуе было что-то больше, чем симпатия и взаимность. Острее, чем нехватка воздуха. Горячее, чем вулканическая лава. Головокружительнее, чем исполненная мечта.
Но даже этого мне было мало.
Оттолкнув от себя парня, я стянула с него футболку и позволила ему расквитаться с моей. Бюстгалтер слетел с плеч, как обрывок шёлка. За ним на пол отправились джинсы. Всё происходило слишком быстро и, казалось, нужный темп взят, однако Майский остановился. Его испепеляющий взгляд медленно прошёлся по мне, отчего в животе сладко заныло. Лунный свет попадал на его рельефные плечи и торс.
— Отличное зрелище, — произнесла я на выдохе, утопая в бесконечных потоках мурашек и нарастающего желания.
Тимур слегка склонил голову набок, словно присматриваясь:
— Поверь, мой «пейзаж» куда лучше.
Парень вернулся и между нашими телами не осталось и миллиметра расстояния. Каждой своей клеточкой я чувствовала его возбуждение и тем самым заряжалась уверенностью. Пальцы в лихорадке стягивали с него брюки, уравнивая наши шансы на первом раунде. Романтика в миг растворилась, а быть может, её и не было вовсе.
Это должно было случиться. Должны были сбросить напряжение, что мешало нам жить, но только друг с другом и никем больше.
Но если во мне от натяга скрипели струны, то Май издевательски смаковал каждый момент, покрывая ключицу горячими поцелуями. Проводил дорожку к животу и возвращался обратно. Я слишком хорошо его узнала, чтобы записать в ряды любителей долгих прелюдий. Он явно из тех. Тимур сомневался, боролся с лишними мыслями и почти неодолимым влечением.
Запустив пальцы в мягкие волосы, я вернула его к себе так, чтобы наши взгляды встретились. Хотелось обменяться уверенностью, которая сейчас наполняла меня от макушки до кончиков ног. И Май её принял.
— Зараза, — вздохнул он, улыбнувшись.
Долгожданный электрический разряд пронёсся между нами. Я потянулась к его пояснице, но Тимур поймал мою руку и прижал к матрасу. Голова закружилась с новой силой, жар обжёг бёдра. Наши лбы соприкоснулись. Мы вжались в друг друга до хруста, до полного слияния.
Каждое его движение рождало новые ощущения. Каждый следующий вдох, казалось, был последним. Нас обоих пробирала мелкая дрожь.
— Юна…
Я закрыла глаза, растворяясь в дурмане. Растворяясь в нём. Каждый сорванный с губ стон был поощрён поцелуем, а затем новой жаждой. Тихие слова Тимура разбивались в пространстве, заглушённые ударами сердца.
Сквозь прилипшие к лицу пряди, я не теряла связи с человеком, с которым больше не хотелось расставаться. Никогда. Даже под риском смерти. Недоставало малого, чтобы понять это, но теперь я была абсолютно уверена.
Мы достигли пика одновременно. В блаженном молчании наслаждались близким контактом, засыпали в объятьях и туманных мыслях. И только неугомонные занавески извивались на сквозняке, словно предупреждая, что сказке подходит конец.
20
Я проснулась от зябкого сквозняка, что игрался с балконной дверью, и поморщилась от яркого света. Рука хищно потянулась к Майскому, но вместо тёплой мужской груди утонула в безжизненной пустоте. На мгновение пронеслось, что прошедшая ночь была лишь сном. Прекрасным и в то же время коварным. Однако кожа всё помнила — прикосновения, крепкие, почти удушающие объятья, — и хранила его аромат. Состояние невесомости тут же сменилось болезненным падением.
Оторвав голову от подушки, я по плечи натянула простынь, словно спасаясь от уколов предательства и стыдясь собственной наготы. Так несвоевременно прятала душу, ведь по ней успели пройтись грязными ботинками.
Последняя надежда на преждевременные мысли была разбита коротким сообщением, что сигнальным огнём мерцала на экране мобильника.