Плохой американец. Том II

В 1968 году в небольшом тульском городе Щёкино — 60 тыс. населения — начался эксперимент на местном химпредприятии. Он состоял в следующем. Заводу зафиксировали фонд заработной платы. Сэкономленные в результате сокращения штата и увеличения производительности труда деньги можно было использовать по своему усмотрению с таким условием: 60 % сэкономленного разрешалось направить для материального поощрения работников, остальные деньги завод тратил на собственные нужды. Как правило, они шли на социальную сферу — строительство жилья и детских учреждений.

К 1 января 1969 года на химкомбинате сократили 800 человек — из 7600 человек персонала, при этом на 80 % повысилась производительность труда, на 70 % увеличились объёмы производства. Через год на комбинате численность рабочих уменьшилась ещё на 200 человек. Зарплата оставшихся увеличилась за год сразу на 25 %! Небывалый рост для СССР. Также на сэкономленные деньги начали строить дом культуры и бассейн, современный стоматологический кабинет.

Такой огромный рост производительности был достигнут только за счёт улучшения организации труда — появился внутризаводской транспорт, прошло укрупнение цехов, проведена систематизация складского хозяйства, созданы специальные ремонтные бригады и т. п. Да, и уволены были в основном прогульщики и сильно выпивающие.

Директор Шаров начал через министерство вести переговоры с американской химкомпанией ДюПон, её делегация приехала на завод. Предполагалось, что американцы проведут автоматизацию, и это позволило бы сократить численность рабочих в 2 раза — с 6000 человек до 3 тыс. Т. е. в целом за три года завод избавился бы от четырех с половиной тысяч человек из семи с лишним тысяч прежде занятых.

— Сначала возмутился горком — тяжело вздохнул Примаков — Потом обком, затем дошло до ЦК КПСС. Главным стал вопрос: куда девать сокращённых работников? С огромными усилиями трудоустроили 1 тыс. сокращённых в 60-тысячном Щёкино — разбросали на хлебокомбинат, на неквалифицированные работы на железной дороге. Больше рабочих мест в городе не было, чтобы принять ещё 3 с лишним тыс. уволенных с химкомбината. Это сейчас с трудом, но уволенные могли бы уехать работать в другой регион. А тогда в СССР царила неподвижность общества: прописка привязывала тебя к месту жительства, рынка жилья фактически не было. Особенно тяжело пришлось бы семейным.

Второе возмущение — зарплата оставшихся на заводе к прежней прибавке в 25 % выросла бы ещё на 40 %, и была бы уже на 70 % выше, чем в среднем по химотрасли страны. Это считалось бы рвачеством.

Абрамович с Ходорковским понимающе переглянулись.

— И что в итоге стало с экспериментом? — тут я впервые подал голос.

Примаков пару минут поразглядывал всех нас, еще раз тяжело вздохнул.

— Щёкинский эксперимент свернули, от автоматизации американцев отказались. Позднее появились расчёты, что если бы «косыгинская реформа» развернулась в полной мере, из-за роста производительности труда можно было смело сократить 30–40 % всех занятых в СССР. Я видел цифры одного из НИИ. Это означало бы безработицу минимум в 30 млн. человек, чего в Союзе допустить не могли. Этих людей могла бы впитать сфера услуг, как это происходило во всём мире, где шёл похожий процесс — автоматизация вытесняла людей из промышленности. Но тогда в СССР пришлось бы начинать и рыночные реформы, с разрешением хотя бы мелкой частной собственности, расширения кооперативной деятельности. То есть возрождать что-то похожее на НЭП. На это власти тем более не могли решиться.

В итоге, спустя 20 лет рыночные реформы всё равно пришлось запустить, только в ужасном, латиноамериканском варианте — неолиберализме для слаборазвитых стран.

— Какой шанс упустили — Примаков грустно на нас посмотрел. После чего свернул заседание. Больше он с олигархами совещаний не устраивал.

Глава 34

Воспоминания настроили меня на минорный лад. Сдвинуть Титаник под названием СССР с курса, который вел прямо на айсберг экономической катастрофы, представлялось малореальным. Ведь если дать зеленый свет реформе Косыгина — потребуются политические изменения в стране. Пойдет ли на это Брежнев? В моей истории — не пошел. К концу 70-х он мягко отстранил Косыгина от власти, стал затыкать дыры в экономике нефтедолларами. Благо арабы постоянно воевали с евреями и цены были высокими.

Чем кончился этот экономический допинг — известно. Застой, меченный, катастройка…

Мрачные мысли не давали мне покоя, я решил развеяться. Благо подходило время концерта «Короля рок-Н-ролла», на который у меня были билеты аж в первый ряд. Но сначала надо было предпринять обходной маневр.

— Вики, а ты не хочешь прогуляться по Стрипу и прикупить себе вещичек? — я достал свой рюкзак с выигрышами, вытащил пару пачек по сто долларов.

Девушка взвизгнула от восторга, схватилась за деньги. Ну и правда, какая дама откажется от шопинга?

— Присмотри модных вещей на всю группу — я не отпускал пачки — Пора нам приодеться.

— Возьму с собой Боню — Вики деловито запихивала баксы в сумочку — Что брать?