Плохо быть мной

Для меня началась пора, которой я до того не переживал ни разу. Эстер три раза в неделю подрабатывала в магазине натуральных продуктов. Три раза в неделю я находил у себя в комнате корзину фруктов. В ней неизменно лежало письмо с подробным объяснением, почему она со мной. Я узнал о себе много нового. По письмам выходило, что я нечто среднее между сверхчеловеком, святым и любовником-сказкой.

Наш день складывался удобно. Мы должны были вставать в семь утра. Вставала она одна. Я должен был вставать тогда же, чтобы идти работать, но оставался в постели. Я лежал и сквозь полуоткрытые глаза смотрел, как она одевается, и недоумевал, почему это обнаженное тело, настолько походившее на отретушированную фотографию глянцевого журнала, что в его реальность нельзя поверить, всю ночь находилось подле меня. Затем я засыпал и просыпался только в половине первого, когда она будила меня, чтобы идти на ланч. Мы приходили под конец ланча, набирали еды и смотрели, как каждый из нас справляется с ней.

Сегодня утром, перед тем как пойти на занятия, она сказала мне:

— Пока, Мишенька. Вернусь в двенадцать и разбужу тебя. Это одна из любимых минут в моем дне — идти и думать о том, что ты еще спишь в нашей комнате. Сегодня рэгги-фестиваль! Знаешь, ты мне очень нравишься. Иди сюда.

Мы поехали на рэгги-фестиваль. Мы даже подкинули туда полуголого загорелого вермонтца с короткими дредами. Когда машина остановилась на светофоре, он влез к нам, не спрашивая разрешения. Эстер, увидев пополнение, расхохоталась.

— Послушайте, вы когда отсюда уезжаете? — забубнил парень. — Если после фестиваля отвезете меня в Берри, я дам вам столько грибов, что вам понадобится неделя, чтобы прийти в себя. Хороший ход у твоей тачки, — подался он вперед. — Едет, словно скользит по раздавленным дыням…

Мы въехали в живописный городок. Крашеные домики — синий, зеленый, салатный. Напоминает фильм Тима Бёртона. То же уютное чувство. Малый на заднем сиденье блаженно улыбался и послал открывавшейся панораме воздушный поцелуй. Он сообщил, что чувствует себя, как будто попивает молочный коктейль. Подъехав, мы увидели надпись «парковка» и вереницу машин, сворачивающих к месту. Парковкой была поляна на холме. Там от нас жестко потребовали десять долларов. Пропуск одновременно был и входным билетом на фестиваль. Пассажир заднего сидения, на которого, видимо, удручающе подействовало слово «деньги», заорал: «Выпустите меня! Что вы меня тут задерживаете?», вылез из машины и, возмущенно расталкивая парковщиков, исчез в толпе.

Мы сели на траву сбоку от сцены. Рядом лежал на спине парень. Около него сидели еще один его возраста и пожилой мужчина с седой кудрявой шевелюрой. Парень лежал никак нельзя сказать что смирно. Каждые полминуты он отрывал тело от земли и принимал сидячее положение. Какое-то время сидел, тяжело дыша, потом снова ложился на спину. Через пять минут его поведение нас заинтересовало.

— Имею внетелесный опыт, — беспомощно улыбнулся он нам. — Душа все время покидает тело. Приходится то и дело садиться, чтобы ее поймать.

— ЛСД, — пренебрежительно пробасил второй, по правую руку от него.

— Я похож на сову? — посмотрел на Эстер тот, что ловил Душу.

— Похож, — коротко ответила она.

— Поосторожнее с шутками, — посоветовал другой. — Пит и так нервничает.

— Да я сам сейчас жалею, что внедрил в себя эту гадость, — признался Пит. — Лучше было напиться. Как думаешь, какие вещи можно познать, если напьешься? — повернулся он к Эстер.

— В общем-то, никакие. Все, что нужно познать, — это чтобы тебе был двадцать один год и тебе продали спиртное.

— К этому наркотику отношение неправильное, — произнес пожилой с шевелюрой. — Раньше бытовало мнение, что он может изменить ход человеческой истории. Я все еще верю в это. Человеческий мозг работает на сорок процентов. ЛСД включает другие его части. Человек сознательно заточил себя в темницу. Выстроил вокруг себя стены. Они ему нужны, чтобы отскакивать от них.

Мужчина смотрел на нас и улыбался. Он невольно располагал к себе.

— Меня зовут Миша, — протянул я ему руку.

Вместо рукопожатия он протянул мне косяк. Сам тут же принялся мастерить новый. Пальцы работали удивительно ловко. Я протянул марихуану Эстер. И вот она курит, смотрит на холмы, за которыми уже почти село солнце.

— Детей загоняют в школы, в душные комнаты, в узкие стены, под низкие потолки, против них висит квадратная доска, — в пространство, не для нас говорит наш новый знакомый. — Так же, как классные комнаты загнаны в геометрические фигуры, детские умы кромсают катетами и гипотенузами. Вспомните, как вы ехали сюда. Живописное путешествие, не правда ли? Но его описание сводится к номерам дорог и номерам въездов и выездов с них. Разве этого достаточно, чтобы рассказать, как вы доехали до рэгги-фестиваля?

— Устала от того, что тупость и жестокость восклицают тебе: «Здравствуй, вот и мы!» вместо напутствия, — сонно, с затуманенными глазами говорит Эстер. — Это я только что придумала, — гордо поворачивается она ко мне.