Плохо быть богатой

— Благодарю вас, Билли Дон, — и, повернувшись в камеру, закончила: — 7-я авеню, 550. С вами была Марсия Родригес, „Новости", четвертый канал. — Сделала паузу, похлопала оператора по плечу. — Пошли, Том. — Они поспешили к машине прессы. — И что ты об этом думаешь? — весело спросила она. — Разве это не горячий материал? Быстрее в монтажную! Нажмем, чтобы его вставили в шестичасовые новости. Кто знает, а вдруг удастся выйти на общенациональную сеть?

„Одну понюшечку — чтобы взбодриться…"

Осторожным постукиванием пальца Клас Клоссен насыпал немного белого порошка на тыльную сторону ладони. Поднес к носу. И втянул ее в одну ноздрю долгим, шумным, удовлетворенным вдохом.

„… и еще капельку — для хорошего настроения…"

И он высыпал еще немного из маленькой, темного стекла пробирки. Уже начал подносить к носу, как вдруг…

Без стука дверь в его кабинет с треском распахнулась, и неожиданный сквозняк сдул кокаин, превратив его в белое облачко.

— Какого черта… — начал было Клас, но тут же закрыл рот.

В дверях, подобно Божьему гневу, стоял Антонио. Но немая сцена длилась недолго.

— Чем ты, мать твою, занимаешься? — загремел он. Его налитое кровью лицо еще больше побагровело, на шее вздулись вены.

— Ты всегда врываешься вот так, без стука? — обиженно просопел Клас.

Антонио не мог вымолвить ни слова. „Господи! — думал он, видя, как Клас, еще больше подливая масла в огонь, смотрит на него своим неизменно снисходительным взглядом. — Неудивительно, что все идет к чертям собачьим! Да я был просто идиотом, считая, что на работе Клас воздержится от наркотиков! Эдвина, черт возьми, кругом оказалась права!"

В бешенстве Антонио прошел в кабинет и, остановившись перед Класом, вперил испепеляющий взгляд в его расширенные зрачки. Так, уставясь друг на друга, они стояли добрых полминуты, причем ярость Антонио все росла и росла. Наконец он выбил пробирку из пальцев Класа; кружась в воздухе и рассыпая порочное содержимое, она отлетела в другой конец комнаты.

Клас вспыхнул.

— К твоему сведению, ты пустил на ветер двести пятьдесят долларов!

— Что? Что?! И это все, что ты можешь сказать?

— А что я должен сказать?

— А как ты объяснишь, почему не предупредил меня об этой демонстрации внизу? А может, ты еще и отпуск попросишь, чтобы полечиться от наркоты и привести себя в порядок?

— Почему это я должен приводить себя в порядок? У меня нет такой проблемы.

— Нет, у тебя есть проблема! Это я тебе говорю, черт побери!

Клас ухмыльнулся.

— Тогда это твоя проблема, не так ли?

Лицо Антонио исказилось от ярости, и от него потребовалось все его самообладание, чтобы не ударить Класа. Он сделал глубокий вдох, выпустил пар, и, когда заговорил снова, голос его был до странности вкрадчиво-спокойным.

— Ты что, действительно думаешь, что тебе все сойдет с рук?

Клас молчал, но продолжал смотреть на Антонио со столь же величественным видом, как и раньше, — уж это-то он умел делать.

— Я очень, очень сожалею, что ты получил эту должность. — Голос Антонио опустился почти до шепота. — Ты даже не представляешь, как я жалею об этом. С Эдвиной у нас не было бы и половины тех проблем, что мы имеем сейчас. И заказы от магазинов не сократились бы так резко.

— Да, конечно, но, когда Дорис Баклин застукала тебя с голой жопой, — перебил его Клас с самодовольной улыбкой, — Эдвину нельзя было бы сделать козлом отпущения, не так ли? — И он отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

— Ах ты подонок! — Антонио схватил его за руку и рывком повернул к себе. Это была последняя, самая последняя, завершающая капля. — Да как ты смеешь поворачиваться ко мне спиной, ты, сучонок паршивый! Я сыт тобой по горло! Ты уволен!

— Уволен? — он насмешливо поднял брови. — Стало быть, все узнают о том, что увидела Дорис? Да ладно, Антонио, не смеши меня!

— Да уж не угрожаешь ли ты мне?

В глазах Класа не было и тени испуга; молодой развратник был слишком в себе уверен.

— Может быть. А может, ты опять все не так понимаешь.

С возрастающим удовлетворением Антонио процедил:

— Ты не ослышался. Тебе больше не удастся заткнуть мне рот этой Дорис Баклин. Не выйдет.

— Да что ты говоришь? Неужели?

— Ты, вероятно, так нанюхался, что потерял чувство реальности. Это случилось так давно, что быльем поросло. Даже если попытаешься вытащить это на свет, то напрасно — устарело, Клас. Никого не волнует.

— Давай попробуем, кто знает? — Но Клас уже явно блефовал, и они оба понимали это. Несмотря на действие кокаина, в темных глазах Антонио Клас увидел гнев, презрение и ненависть. И какая-то странная неуверенность появилась в его взгляде.

— А в самом деле, — предложил Антонио, — почему бы тебе и не попробовать? С удовольствием посмотрю, как ты утрешься. Давно заслужил. А что касается того, для чего тебя взяли, ну… теперь ты уже просто балласт.

— Не смей так со мной разговаривать! — прошипел Клас.

— Да что ты говоришь? Неужели? Или ты действительно уже в таком кайфе, что мне надо каждое слово произносить по слогам? Ты у-во-лен. А теперь, Клас, пожалуйста, ключи от кабинета, — и Антонио протянул раскрытую ладонь.

Клас бросил ключи.