Плохиш

– А тебя любили?

– Нет. Но я был уверен, что да.

– Это больно. Больно, когда ты любишь, а в ответ не получаешь ничего. Еще больнее, когда обманываешься в своих чувствах. Или в чужих. Да, наверное, обмануться в чужих чувствах намного больнее. Свои собственные обманы можно пережить.

– А ты?

– А что я? Я не любил еще. Есть человек, который мне нравится, но это, скорее, привязанность, чем настоящее чувство. Да и ко мне этот человек относится как к другу. Я большего и не требую.

Как умело он обходит тему пола своего избранника или избранницы. Говорит “этот человек”, а не он или она. А мне бы хотелось, чтобы это был “он”? Или мне вообще все равно? Мне кажется, я еще сильнее запутался.

2.

За месяц, проведенный в больнице, я выяснил несколько фактов: первый – медсестры частенько спят на дежурствах, а значит можно спокойно покинуть палату среди ночи, если только ты не подключен к аппаратам; второе – курить лучше на черной лестнице, ведущей в подвальное помещение; третье – гулять по парку днем – вообще не удовольствие.

Мне уже давно было разрешено выходить гулять на свежий воздух, но первое, что я сделал, как только мне разрешили более-менее свободно передвигаться – пошел курить. Грохулся в обморок прямо на лестнице, чудом избежав нового сотрясения. Меня привели в чувства, наорали и запретили выходить из палаты. Поэтому в следующий раз я вышел ночью. Ну а там уже все подзабыли о моей потере сознания.

Сегодня мне лично попросили прогуляться, но не одному. Сказали, чтобы я выгулял Валеру. Он что, собака, что нужно выгуливать по часам? Лечащий врач хохотнул от моего сравнения, но объяснил, что парню нужно двигаться, чтобы не было спаек. Что это такое и с чем его едят я выяснять не собирался, поэтому вздохнул и согласился открыть для Валеры дивный новый мир больничного парка.

Передвигался парень со скоростью бешеной улитки, поэтому пройти путь от нашей палаты до лифта мы смогли только минут за двадцать. За это время я успел обматерить (мысленно, конечно) весь персонал больницы, заставивший меня стать поводырем для Валеры. Сам, что ли, погулять не может?

– Прости, Шурик, – виновато выстанывал Валера, опираясь на стену и с трудом передвигая ноги. – Но действительно очень больно идти.

– Саня, – поправил я. – Ну раз больно, сидел бы в палате, чего нужно было переться на улицу?

– Спайки, – многозначительно произнес Валера, хотя я очень сильно сомневаюсь, что он вообще знал, что именно обозначает это слово. – Надо двигаться.

– Рукой бы подвигал, – хмыкнул я, но потом осекся. Ни к чему вот эти пошлые шуточки, парню действительно больно. Я ведь видел, как он морщился от каждого движения.

В лифте хотя бы ходить не надо. Я облокотился на поручень у стенки. Валера устало выдохнул и уткнулся головой мне в грудь. Я прифигел от такого наглого вторжения в мое личное пространство.

– Эй, ты чего? – я потрогал парня за плечо. – Ты там че, сдохнуть собрался? Слышь, я за твой труп отвечать не собираюсь.

– Я просто устал, Шурик, – вяло пробормотал парень мне в грудь. От его горячего дыхания на моей коже проскакал веселый табун мурашек.

– Саня, – машинально поправил я. – Говорил же, сиди в палате.

– Нет. Ты же рядышком будешь, с тобой не страшно.

Матерь Божья! Святые суслики! Не страшно ему со мной! Да ты еще и представить не можешь, как от меня улепетывали именно по причине страха остаться со мной! Я же зло, исчадье ада и так далее по списку.

– Я не собираюсь быть с тобой рядышком, – проворчал я. Валера все еще не отлипал от меня, и это даже стало как-то приятно, что ли. Я даже погладил его по плечу. – Ладно, только если немного, окей? Не грохнись только в обморок, мне тяжести поднимать нельзя.

– А я не тяжелый, – голос парня повеселел, но лоб с моей груди он не убрал.

– Мне все равно, – буркнул я. – Сказал же, тащить не буду!

– Хорошо, Шурик.

– Саня.

Путь от лифта до парка был уже повеселее. Валера оперся на мое плечо, я поддерживал его за талию. Какой же он все-таки худой! Его же пальцами можно обхватить за пояс. И легкий, действительно, как пушинка. Вот если его откормить как следует, погонять немного в зале, то выйдет очень даже ничего. Будет девчонок штабелями укладывать. Тем более что и внешне он очень даже симпатичный, если убрать глубокие синяки под глазами и впавшие щеки.

– Ты вообще в своей общаге жрешь хоть что-то? – спросил я. – Ты ж костлявый.

– Я не костлявый, а стройный, – поправил меня Валера. – Конституция у меня такая. Да и ем я нормально, меня Никита кормит, друг мой. Он вкусно готовит, когда успевает со смены.

– А сам че, не можешь?

– Могу, наверное. Я не пробовал особо. В общежитии в комнате плитку нельзя ставить, а кухня общая. Там вечно кто-то трется, а я стесняюсь при всех. Вдруг ошибусь в чем-то и меня засмеют. Или побьют. Знаешь, у на какие парни здоровые в общаге? Кто ж меня защитит?

– А сам? Сам встать на свою защиту?

– Я пытался, честно. Но после того, как пару раз меня отпинали, больше желания не появлялось. Да и не люблю я большое скопление людей, говорю же, стесняюсь.

– А в душ ты как ходишь?