Плохая игра

— Скажите, а у Яны не было проблем с головой? — поинтересовался я. Ведь если девушку доводили до самоубийства, то внимательные окружающие не могли не заметить необъяснимых перемен в ее поведении.

Старушка посмотрела на меня менее приветливо, чем прежде.

— О покойниках либо хорошо, либо никак, — пробурчала она.

— Это понятно. Но все же? Я знаю, что на учете она не состояла. Но разве может абсолютно здоровый человек, без проблем по этой части совершить самоубийство?

Моя собеседница вновь усмехнулась, потом печально вздохнула:

— А кто же из нас без проблем? Я вот оккупацию пережила. Хлеб из придорожной травы ела. Шесть лет мне тогда было. Разве это могло пройти без следа? А Яночка с Дашей? Смерть отца в детском возрасте видели, мать похоронили. Это могло не тронуть?

— Сильно это на них отразилось?

Моя собеседница вновь вздохнула, посмотрела на двор, залитый теплыми солнечными лучами. Продолжила с заметной грустью в голосе:

— Когда про отца известно стало, Дашка выросла сразу. За одну ночь переменилась — мы все ахнули, когда наутро она с матерью на улицу вышла. А Яна плакала много. Она и до того много плакала. Отец ее утешал. А тут утешить некому было.

Старушка замолчала, провела рукой по глазам.

— Красивая была девчонка. Яркая такая, заметная, эффектная. Парни на нее заглядывались, но общаться с ними у Яны не получалось. Говорили, что слишком уж она рисуется. Мол, актрису из себя голливудскую корчит, а сама, хоть и красива, но и на наших подмостках играть не возьмут.

— На показ многое, значит, делала.

— Ну, многое или нет — это уж я не знаю … — старушка вздохнула: — Да что ты меня спрашиваешь? Ты к Дашке зайди. Она тебе из первых уст все расскажет.

— А не откажет? Ей наша журналистская братия надоела, наверное, еще десять лет назад.

— Если дурного про Яну говорить и писать не будешь, не откажет.

* * *

Дарья Баум открыла дверь сама. Лицом на Яну она была мало похожа — я отметил это еще в дни той шумихи. За прошедшее время непохожесть стала совсем очевидной. Дарья была копией своей матери, в то время как ее сестра — отца. А вот фигуры у девушек были на зависть сплетницам. И свои формы Дарья сумела сохранить.

— Добрый день! Вы по поводу квартиры? — приветливо улыбнулась она.

Тщательно подбирая слова, я озвучил причину своего визита. Про свои подозрения относительно смерти Яны ничего не сказал. Если Дарья была замешана в этом, она бы вряд ли стала со мной разговаривать.

— Нехорошо ворошить прошлое, — заметила девушка.

Пришлось соврать, что я не по собственной воле, что мне поручено редактором.

— Ладно. Проходите.

Пока я разувался, из ближайшей комнаты в коридор вышел мужчина средних лет в рубашке и брюках явно не российского пошива. Остановившись возле комода, он с подозрением взглянул на меня, потом обратился к Дарье:

— Was ist los? (Что случилось? — нем.)

— Все в порядке. Это журналист. Пишет статью про Яну, — успокоила его хозяйка квартиры.

— Oh mein Gott! (О, Боже мой! — нем.) Им до сих пор не надоело? — возмутился мужчина.

Дарья погладила его по спине и мягко подтолкнула в сторону кухни.

— Сделай нам чаю, пожалуйста.

Мужчина вновь пробормотал что-то на немецком, но просьбу выполнять отправился.

— Это мой муж Генрих, — заочно представила его Дарья.

— Он говорит почти совсем без акцента, — заметил я.

— Да. Мы дома разговариваем на русском. Сыну полезно знать еще один язык. Да и мне так комфортнее.

Мы прошли в гостиную. Судя по отличному состоянию комнаты, именно это помещение закрывалось на замок, когда хозяйка квартиры уезжала из страны. Насколько запомнил я обстановку по фото и видео, за минувшие годы здесь ничего не поменялось. Только всяких мелочей на открытых полках стало меньше: уезжая, Дарья забрала с собой статуэтки, фотографии и прочие безделушки.

— Эта комната была вашей? — уточнил я.

— Да. Комнату Яны, к сожалению, я не смогу вам показать. Она неплохо держалась все годы, но последние жильцы не оставили там ни одного целого предмета. Устроили по пьяни драку, так что участковый мне в Германию звонил. Собственно, именно из-за этого и пришлось приехать раньше, чем планировали.

Мы расположились на диване. Я специально сел спиной к окну, чтобы видеть лицо своей собеседницы.

— Расскажите мне о вашей сестре. Что за человеком она была?

Дарья пожала плечами.

— Красивая, временами взбалмошная, умеющая обратить на себя внимание, — обронила она. Даже спустя столько лет вспоминать сестру девушке было непросто. — Честно говоря, не знаю, что может вас заинтересовать.

— Вы были в курсе ее личной жизни?

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась Баум.

— Ну, вы знали, что она встречается с Дмитрием Роговым?

— Ах, это! — девушка сцепила на груди руки, невольно демонстрируя, что не имеет большого желания вспоминать об этом. Но все же заговорила: — Не любила она его никогда. Не могла любить — она Димку совсем не знала. Нафантазировала себе невесть что после пары моих рассказов. А если бы поближе с ним пообщалась, так сразу бы поняла, что не ее это человек. Были у него черты, которые Янку бы взбесили.