Плод воображения

Он едва не изменил курс, чтобы получше рассмотреть скелеты и поискать признаки насильственной смерти, но затем напомнил себе, что он не судмедэксперт. Какое бы дерьмо здесь ни случилось, не его это дело.

Кстати, о деле. Гоша получил от лесбиянки (он поправился: от «хозяйки», то бишь от Сони) исчерпывающие инструкции насчет предмета ее пристального интереса, однако в них не было ни слова о том, как поступить с самим писателем в случае, если их встреча произойдет раньше, чем он сумеет добыть нужный предмет. Очевидно, предполагалось, что Гоша будет действовать по обстоятельствам. Он знал только два вида действий по обстоятельствам: бить или убегать. Как он не раз убеждался, те, кто пытался при этом еще и думать, кончали совсем плохо.

Учитывая разницу в возрасте, весе и уровне профессионализма, перспективы у писателя при встрече с незваным гостем были безрадостные. Впрочем, поначалу Гоша надеялся, что до рукоприкладства не дойдет. В самом крайнем случае он аккуратно вырубит дедушку — без синяков и последствий. В общем, как в свое время в боксе, он во многом полагался на импровизацию. Простая мысль, что, возможно, именно поэтому он не стал чемпионом, не посещала его голову.

Добросовестно обойдя все помещения на первом этаже и не обнаружив вещей, принадлежавших писателю (однако обнаружив еще четыре скелета в неприличных, по музейным меркам, одеяниях), он отправился на второй этаж, гадая по пути: шесть мертвецов — это много или мало? Для кладбища вроде как мало; для музея в центре покинутого города — явно многовато… Так ни до чего и не додумавшись, он завершил экскурсию по залам и вошел в служебное крыло.

Он не сомневался, что писатель устроился с удобствами. Чего еще ожидать от бумагомарателя, который существует за счет придурков, желающих, чтобы их в извращенной форме учили жить за их же деньги. Гоша даже завидовал такой способности пускать пыль в глаза. Вот взять хотя бы его самого: он мог кого угодно научить конкретному и полезному делу — умению драться, — но и это еще не означало умения побеждать, забраться повыше и защитить свое местечко под солнцем. А писатель умел и первое, и второе, и третье… Нет, всё-таки отмудохаю его при встрече, решил Гоша. Он понял, что это доставит ему полузабытое удовольствие.

Заглянув в кабинет директора, он сразу увидел ноутбук, к которому, по мнению «хозяйки», мог быть подсоединен искомый предмет. Компьютер стоял на столе и подмигивал Гоше чем-то похожим на красноватый прямоугольный глаз в верхнем углу широкой сияющей физиономии. Гоша направился прямо к цели, почти желая, чтобы и писатель оказался где-нибудь поблизости. Нельзя же отказывать себе в маленьких радостях.

Кто-то наверху, видимо, решил, что Гоша и впрямь заслужил эти радости. Писатель сидел в кресле у камина (аристократ, мать его!) и поглаживал короткую седую бородку холеной рукой. Во взгляде его, хоть убей, не было должного уважения. Ну ничего. Гоша знал, что после апперкота оно появится. И, возможно, даже сменится затем искренней мольбой о пощаде.

Поскольку бородатый не делал попыток преградить ему дорогу (а жаль!), Гоша без проблем приблизился к столу. Посмотрим, чем это он тут занимается…

Какие-то карты скользили по экрану, закрывая друг друга, кружась в замедленном вальсе. Гоша презрительно оттопырил нижнюю губу. И ради подобного дерьма он протопал с десяток километров, а затем потел, ломая дверь? Нет, Соня явно такая же прибабаханная, как и этот… литератор… но он, Гоша, пока работает на Соню. Ладно, лесбийская твоя морда, сегодня ты получишь свою сиську…

— Эй, любезный, отойди-ка оттуда.

Голос у писателя был бесцветный, усталый. Отнюдь не убедительный голос.

Гоша не снизошел до беседы. Пусть повякает, ему можно. Скоро это будет его единственным утешением.

Гоша склонился над ноутбуком в поисках этой штуковины… как ее… короче, штуковины, похожей на тюбик с женской помадой, только уплощенный. Он развернул компьютер, чтобы взглянуть на его заднюю часть, и тут услышал металлический звук, чертовски похожий на клацанье затвора.

Слегка удивленный и даже обрадованный (вот потеха-то!), Гоша повернул голову в сторону бородатого. Тот всё так же спокойно (каков гаденыш, а?) сидел в кресле, правда, в руке у него обнаружился пистолет. По виду — совсем как настоящий; по сути — вряд ли. Писатель с пушкой — такое редко увидишь даже в каком-нибудь дерьмовом фильме. Гоша с трудом мог припомнить парочку, да и то получалась сплошная нелепица. Неудивительно, что и пушку он не воспринял всерьез. А надменный тон и обращение «любезный» — это, конечно, было оскорбительно. И писатель за это заплатит.

— Тебе же сказано, любезный, отойди, — по-прежнему свысока и немного лениво попросил бородатый. В глазах у него застыла печаль. Ствол был направлен Гоше в живот и не подрагивал. Хорошая копия. Свет падал так удачно, что были различимы даже нарезы.

— Пошел ты, — процедил Гоша, прикидывая, что делать дальше.