Плюс один стул

– Я ей говорю, что «накушалась» можно употреблять только в значении «напился водки». А она меня не понимает! Я ей говорю, что есть прекрасные синонимы – «насытилась», «сыта», а «кушать» допустимо, только если речь идет о младенцах! А она меня не понимает! И девочки! У них простые детские глаза без всякого выражения! Вообще без выражения! Круглые глазенки. Как Сергей этого не замечает? Они ведь вообще ни о чем не думают! Там даже мысль не шевелится! И совершенно лишены чувства юмора, как и их мать. А ведь юмор – это признак интеллекта! Хоть какого-то намека на разум!

– Ну что ты придираешься? – Баба Дуся подливала сватье рябиновки и капала щедрую порцию капель. – Я тоже неправильно говорю. И садить, и ложить.

– Но ты же не говоришь – «накушалась»!

Баба Дуся хохотала, и баба Роза смеялась, утирая слезы, поперхнувшись рябиновкой.

Петя же понял, что отца он должен делить с тетей Мариной, со сводными сестрами, а бабушек он не должен делить ни с кем. Они его, и только его. И тоже расплакался, лежа в кровати. От счастья, от гордости, от осознания того, что баба Роза выбрала его. Он был рад, что отомстил отцу и сестрам. Был счастлив, что баба Роза назвала сестер тупыми. Значит, его она считала умным.

Впрочем, по бабе Розе было сложно понять – кого она любит, а кого нет. Вот с бабой Дусей было все понятно. Хотя тоже относительно. Петю всегда интересовала тема любви-нелюбви. Он даже пытался обсудить ее с Сашкой, но тот не понял.

– Если с бабой, то понятно. Если дает, значит, любит.

– А если с родными?

Сашка пожал плечами. Родня, с его точки зрения, не должна любить. А вот защищать – обязана. Петя мечтал, чтобы его тоже так любили – защищали, как Сашку. Во всяком случае, когда у Пети в школе возникали проблемы, баба Роза всегда винила внука и слушалась учительницу, верила каждому ее слову. Роза Герасимовна даже не разбиралась – кто прав, кто виноват, безоговорочно принимая вину на себя, то есть на Петю. Зато Сашкина мама за сына готова была «перегрызть горло» любому. Так Сашка говорил, с гордостью: «Мать чуть горло не перегрызла».

Родители были на Сашкиной стороне, даже когда его поймали на драке во дворе – он не был зачинщиком, просто дал сдачи, но сильно, так, что сломал нос однокашнику. Сашку, естественно, потащили к директрисе – отец пострадавшего однокашника обещал «позвонить кому следует» и упечь Сашку в колонию для несовершеннолетних. Сашкина мать, ворвавшись в школу, не слушая объяснений, не пытаясь разобраться, пообещала повыдергать патлы директрисе и оторвать одно место папаше, который угрожал ее Сашке колонией. Она была уверена, что если сын полез в драку, то было за что. И как ни странно, такая слепая материнская любовь, животная ярость и выставленный родительский щит подействовали – директриса тут же пошла на попятную, признав, что пострадавший подросток вечно задирал малышей. Немедленно припомнила, что Сашка всегда помогал перетащить стулья и парты, и предложила разойтись миром. Но папаша требовал «правосудия». Тут, правда, подъехал Сашкин отец и объяснился с ним по-мужски, пообещав и ему сломать нос, а заодно переломать обе ноги. Под конец конфликта в школу явился абсолютно трезвый Сашкин дядя, и против такой силы отступили и папаша, и директриса, которую Сашкин дядя между делом напоил «шампусиком» и накормил шоколадкой.

Петя, который был свидетелем этой истории, смотрел на родителей друга с обожанием. За него никогда никто так не заступался. И не важно, что потом, дома, отец надавал Сашке ремнем, да еще и мать добавила скрученным полотенцем – чтобы силу рассчитывал и думал, с кем связывается. Но там, в школе, они его ни словом не попрекнули. Петя не понимал, почему Сашка этого не ценит и не видит.

* * *

Так вот, про любовь…

– Сволочи все, – говорила баба Дуся.

– Устаю от бессмысленного общения, – вторила ей баба Роза.

Обе при этом считались прекрасными соседками и милыми, приветливыми женщинами.

Петю они любили безоговорочно. Сергея любила баба Дуся. К Сашке баба Дуся относилась хорошо. Сашкиного дядю бабуля терпеть не могла – он ей обещал забор поменять, да так и не собрался, отделывался «завтраками». Баба Дуся называла его пустоболом и не могла простить, что мужчина не держит слово. А вот баба Роза считала его хорошим, поскольку он ни разу не отказал ей в просьбе отвезти Петю в деревню или привезти его в город.

Но больше всего Петю волновала любовь-нелюбовь бабы Розы к Сергею, собственному сыну.

Однажды Петя нашел у бабы Дуси в ящике кухонного стола, куда она складывала квитанции за свет и телефон, чеки из магазина, листочки с рецептами и прочие ценные бумаги, свадебную фотографию своих родителей. Они стоят в загсе и ставят подписи. Лица матери под пышной фатой почти не видно. Зато отец виден хорошо – он внимательно смотрит на женщину, регистрирующую брак.

– Можно я возьму себе? – спросил Петя.

– Бери, конечно, – ответила баба Дуся, – ей здесь не место, даже не знаю, как тут оказалась.

Петя положил фотографию в коробку с конвертами. И спустя время, уже в городе, показал ее бабе Розе.

– Смотри, что мне баба Дуся дала.