И Петя понимал, что работать все равно не сможет – баба Дуся грозила самыми страшными проклятиями. Он доводил Евдокию Степановну до могилы сватьи, усаживал на скамеечку и помогал достать из сумки гостинцы – конфеты, хлеб, наливку. Конфеты баба Дуся обязательно раскладывала по углам участка, ставила рюмку с наливкой и принималась обстоятельно докладывать сватье о последних событиях в своей и Петечкиной жизни. Рассказывала про яблоки, картошку, про то, что у соседки коза потерялась. Евдокия Степановна плакала, просила прощения, ругалась, ссорилась, мирилась, смеялась, вспоминала старые обиды и попрекала через слово:
– Зачем же ты умерла? Вот жила бы сейчас и все бы видела. А то мне приходится тебе все рассказывать. Вот что тебе не жилось-то?
Здесь, на кладбище, баба Дуся всегда была со сватьей на «ты». И не могла ей простить, что та ушла так рано….
– Ты ж со своими врачами здоровее меня была! – возмущалась баба Дуся. – И лекарства глотала, какие мне и не снились. Дорогущие! И что? Помогли тебе эти лекарства? А я говорила – нечего на них деньги тратить. Вранье сплошное. А я вот в памперсах хожу. Ты ж небось и не знаешь, что это такое. Очень удобно, я тебе скажу. Жаль, что ты не попробовала. Как пеленка, только стирать не надо. На три часа хватает. Вот придумали такие клеенки под задницу, а зрение мне не могут исправить. Не придумали еще. Говорят, я наркоз не выдержу. Смешные они, врачи. Сколько мы с тобой выдержали, что ж, наркоз бы их не перенесли? Уж чего мы с тобой только не переносили. А от твоей болезни лекарства еще не изобрели. Все обещают…