Пляж острых ощущений

— Нет, ну что я говорила?! — заорала Элка, начисто позабыв о намерении учинить скандал Михальянцу. — Что говорила? Номер два все-таки появился! Всего через три часа! Нет, нужно обязательно попытаться найти этого алкаша из клумбы! Менты этим, как пить дать, заниматься не станут, а у него может быть очень ценная информация! Слушай, ты нигде не видел мои джинсы? Я не могу идти искать его в шортах, а то засранец Михальянц сфотографирует меня и напишет, что невестка Сазона пропила штаны.

Все начиналось сначала, но теперь следовало попытаться удержать Беду от поисков алкаша.

— Тебе же вроде бы на работу, — намекнул я, продолжая искать рубашку. В комнате, которую мы в квартире деда определили «своей», царил идеальный порядок, одежда ровными рядами висела в шкафу на плечиках, но моей любимой рубашки в клетку нигде не было.

— На работу мне к двум. Я успею что-нибудь предпринять, чтобы найти бродягу. Где мои джинсы?! — Беда начала носиться по комнате, заглядывая во все углы и отодвигая стулья. В конце концов она брякнулась на коленки и застыла в интересной позе, заглядывая под кровать.

— Да зачем тебе этот урод? — не выдержал и заорал я. — Ты здесь кто? Следователь? Оперуполномоченный? Ты — жена!

— Кухня, дети и постель? — ехидно уточнила Элка, не меняя позы.

— Можешь добавить к этому что-нибудь и для собственного удовольствия, — разрешил я, не подумав, и она тут же отбила мяч:

— Вот для собственного удовольствия я сначала раскатаю Михальянца по длинному редакционному коридору, а потом найду и допрошу пропойцу, которому ты отдал пиджак. Если тебе интересно, зачем я это сделаю, то отвечу: первого нужно научить проверять информацию, а второй, глядишь, подскажет мне сюжет для нового детектива. Давным-давно ничего не писала! — Она разогнулась, встала, отряхнула коленки и руки, хотя пол был идеально чистый — сам драил его каждый день «машкой» [3].

Крыть мне было нечем. Она действительно давно ничего не калякала карандашом в своих тетрадках, а теперь учуяла своим журналистским носом «материал». Наверное, нужно смириться и ради семейного счастья позволить ей делать все, что захочется.

— Черт с тобой, — махнул я рукой, — делай, что хочешь. Скажи лучше, как жена, куда подевалась моя рубашка?

— Кажется, у нее приключилась любовь с моими джинсами, — засмеялась Элка. — Они свалили в романтическое путешествие.

Я пожал плечами и вышел из комнаты.

* * *

Я совсем позабыл о маман.

Поэтому вздрогнул, когда увидел на кухне женщину, стоящую у плиты. Она озабоченно хмурилась над кастрюлей, в которой что-то бурно кипело.

— Сын, — она на мгновение подняла на меня большие карие накрашенные глаза, и тут же сразу уткнулась в кастрюлю, — прости, ужасно глупо вчера получилось. Я не думала, что ты вымахаешь таким… таким Шварцем. А тот мальчик, которого я вчера обняла, так походил на Сережу, твоего папу!

Я попятился, чувствуя некоторую неловкость от того, что не очень одет.

— Да, очень похож, — журчала она, не отрывая глаз от кастрюли, — я уж было потом подумала, а не нагулял ли твой папа еще одного сыночка? А, может, это нахулиганил Сазон? Слушай, ты не знаешь, сколько варятся яйца всмятку? Я без своей домработницы Ляльки как без рук!

— Минуту, — подсказал я.

— Две, — Элка оттеснила меня с прохода, подошла к плите и тоже заглянула в кастрюлю. — Генриетта Владимировна, вы варите всмятку перепелиные яйца?! Как же их есть? Спичкой?

— Перепелиные яйца всмятку — очень полезные, деточка. Они убивают раковые клетки.

— Господи, Генриетта Владимировна, неужели в вашем роскошном организме есть раковые клетки?

— Типун вам на язык! — взвизгнула маман. — Это для профилактики. А вы — домработница Сазона?

Стекла Элкиных очков блеснули так, что я понял — если я не вмешаюсь, семейная жизнь начнется с большого скандала. А может, она этим скандалом даже и закончится.

— Это моя жена, Генри… Вла… ма… па… Жена! Элла Тягнибеда!

— Что за фамилия?! Да и имечко никуда не годится. Надеюсь, мои внуки не будут Тянитолкаями!

— Внуков у вас не будет, — сухо отрезала Элка. — О том, что я бесплодна, судачит весь город.

— Никогда не хотела быть бабушкой.

— А придется. В утренней газете написано, что у Глеба скоро родится ребенок от совершенно посторонней девушки.

— Что вы говорите? Ну, совершенно посторонняя девушка ни в коем случае не сделает меня бабушкой!

— Хватит! — гаркнул я во всю силу своих неслабых легких. Но они не обратили на меня никакого внимания.

— Деточка, а какой у вас рост? Метр девяносто пять? Шесть? Семь? Восемь? Подайте, пожалуйста соль во-он с той полочки. Вы достанете.

— В вашем возрасте, Генриетта Владимировна, неразумно употреблять в пищу соль. Кстати, яйца переварились. Они не всмятку, они вкрутую. Боюсь, вашим раковым клеткам ничего не грозит.

— Даже если яйца вкрутую, они не перестали быть перепелиными и не утратили своих целебных свойств. А вам, деточка, нужно побольше кушать жирного, сладкого и мучного. Эта болезненная худоба…

— Не более болезненная, чем ваша, Генриетта Владимировна. Мои джинсы на вас отлично сидят, только длинноваты немножко.