Пляж

Я быстро перебирал в уме возможные варианты. Идти вслед за охранником — серьезный риск, но мгновенного впечатления мне было явно недостаточно. Впрочем, чем дольше я колебался, тем меньше у меня оставалось шансов увидеть его снова. Вдобавок к этому, я понимал, что если не пойду за ним тотчас, то, скорее всего, нервы сдадут, и мне придется возвращаться обратно. Последнее, видимо, и решило дело. Не дожидаясь, пока затихнет звук его шагов, я стал крадучись пробираться за ним через заросли.

Я не помню, что происходило следующие десять минут. Я так внимательно прислушивался и наблюдал, что, как и во время первого прыжка с водопада, ничего не смог сохранить в памяти. Помню только момент, когда я услышал, как охранник остановился. Это заставило меня тоже остановиться, и тут я увидел, что он совсем рядом — меньше чем в четырех с половиной метрах от меня. Он остановился передохнуть между двумя высокими деревьями.

Я припал к земле и выглянул из-за ветки, чтобы получше его рассмотреть. Первое, что я отметил, была его наколка: черно-синяя татуировка в виде ползущего по мускулистой спине дракона. На одной лопатке покоилась лапа дракона, на другой — били языки пламени. Потом я понял, что это тот же самый охранник, которого мы видели с Этьеном и Франсуазой, — парень со сложением кикбоксера. Узнав его, мне пришлось немало постараться, чтобы удержать дыхание под контролем. Сначала мне мешал всплеск адреналина и возвращение испытанного на плато страха, потом меня охватил благоговейный ужас.

Человек стоял почти затылком ко мне. Одной рукой он держал винтовку, другая рука прилегала к бедру. Через его татуировку, от шеи до левой стороны грудной клетки, тянулся глубокий бледный шрам. Другой шрам белой линией проступал на его коротко остриженной голове. К его левой руке платком грязно-синего цвета был привязан какой-то мятый пакет. Он держал свой АК так же небрежно, как заклинатель змей — кобру. Он был великолепен.

Я отдавал себе отчет в том, что через минуту-другую или даже раньше он уйдет, и поэтому в каком-то безумном порыве старался запомнить каждую черточку его облика. Это было все, что я мог позволить себе, не подползая ближе. Если бы мне удалось сделать его неподвижным, я бы, не жалея времени, обошел его вокруг, как статую в музее, чтобы разглядеть его позу, отметить все предметы его снаряжения и изучить его глаза — я хотел понять, что в них таится.

Перед тем как уйти, он обернулся в мою сторону. Возможно, он почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. При этом он открыл рот, и я увидел, что у него не хватает двух верхних зубов. Последний штрих к его портрету. Опасное дополнение к разбитому прикладу его АК и рваным карманам мешковатых военных брюк защитного цвета. Если бы в тот момент я попытался скользнуть глубже в заросли кустарника, он бы наверняка заметил меня. По выражению его лица можно было сделать вывод, что он смотрит не очень внимательно, почти рассеянно, но он заметил бы какое-либо движение. Я замер, как под гипнозом. Засеки он меня, сомневаюсь, что я попытался бы убежать.

Я не двигался с места еще некоторое время после ухода охранника. Я понимал, что уходить сразу было бы ошибкой, но не из-за того, что охранник мог затаиться поблизости, а потому, что мне самому нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Я предусмотрительно думал об авариях и водителях, которые разбиваются вскоре после того, как едва избежали столкновения.

Возвращаясь через несколько часов в лагерь после проведенного на наблюдательном пункте дня, я во второй раз задержался у седловины. На этот раз вид террас и окутанных туманом вечерних джунглей заставил меня сжать кулаки. Меня захлестнула чудовищная зависть к Джеду. Уже больше года у него была DMZ, в полном его распоряжении. Я даже не мог вообразить себе ощущений от возможности столь неограниченного доступа сюда, и мимолетность моего собственного опыта только испортила мне настроение. Мне казалось, что это такое проклятие наложено на меня — один краткий взгляд на рай.

Раскол

На площадке никого не было, кроме Эллы, потрошившей рыбу возле хижины-кухни, и разговаривавшего с ней Джеда. Когда я подошел, Джед встал, и я ответил на его вопросительный взгляд едва заметным кивком. Джед кивнул мне в ответ, а затем, извинившись, направился к палаткам.

— Ты не принес рыбы? — оживленно спросила Элла. — Я надеялась, что ты принесешь несколько штук.

— Гм… — Я заглянул в ее ведро, в котором было меньше десятка небольших ханосов. — Нет, Элла. Извини, я ничего не принес… Это все, что у нас есть?

— Да. Ужасно! Я просто не представляю, как этим накормить пол-лагеря. Это все, что вы с Кити смогли наловить?

— Гм… да… Но это моя вина. Вчерашний вечер отнял у меня все силы, и мне нужно было немного поспать. Кити работал один… А шведы? Разве они ничего не поймали?

— Нет, — раздраженно ответила она, вынув горсть кишок и бросив их в грязь. — Они ничего не поймали, только Кити принес мне что-то. Кстати, сколько сейчас времени?

— Шесть тридцать.