— Завтра поутру мой брат возвращается в свой удел, — заговорил, наконец, Ярослав Мстиславич.
Мальчишка вздрогнул и поглядел на него, ничего не понимая. Шибко уж задумался.
Они тем временем прошли чуть по двору и остановились подле дырявого, покосившегося забора. Услышав голос хозяина, Вьюга пошевелила ушами и подняла морду, но вскоре вновь вернулась к пощипыванию жиденькой травы подле дороги.
— Я хочу, чтобы ты сопровождал его, куда бы Святополк ни направился. Издалека и никем незамеченный.
Горазд вскинул на Ярослава удивленный взгляд, медленно осознавая услышанное.
— Проследить за ним, княже?
— Да. И чтобы никто про тебя не прознал, — тот кивнул. — Ты на Ладоге недавно, мало успел примелькаться перед чужими. А мой брат и подавно тебя не запомнил.
Никогда прежде приказы князя не казались Горазду такими чудными.
— В тереме больше не появляйся, жеребца твоего холопы приведут, — князь достал из-за пояса кошель со звенящими монетами и протянул его отроку.
— Неведомо куда ведь может поехать мой брат. Оставайся на ночлег в постоялых дворах, коли нужда заставит. Останавливайся в тавернах.
Горазд взял тяжелый кошель. Пожалуй, еще ни разу он такого богатства в руках не держал!
Ярослав огляделся по сторонам. Изба стояла на таком дальнем отшибе, что просто так сюда редкий человек мог забрести. Коли не знать, куда идти, вовек не найдешь. Потому в обе стороны нынче и пустовала дорога, разбитая копытами лошадей да колесами тяжелых повозок. Он отвлекся, услышав перезвон монет: Горазд старательно пересчитывал их прямо в кошеле.
— Тут дюжина, — сказал он, закончив.
Князь пожал плечами в ответ. У него и мысли не возникло узнать, сколько в кошеле было монет. Велел лишь набить потуже, чтобы с излишком хватило. И впрямь никто не ведает же, куда отправится его младший брат. С кем повидается, замышляя предательство.
— Святополка завтра встречай у Верхнего Брода. Мимо этого поселения он никак не проедет, — сказал Ярослав.
Он шагнул к Вьюге, и Горазд, упреждая, дернулся, чтобы отвязать уздечку от забора. Он придержал кобылу, пока князь залезал в седло, и передал тому поводья.
— Докуда мне следовать за ним, княже? — напоследок спросил мальчишка, когда Вьюга уже принялась нетерпеливо переступать копытами.
— Пока он не возвратится в Белоозеро.
— Господине! — не выдержав, Горазд позвал его, когда Вьюга отошла от забора на несколько шагов.
Князь придержал кобылу и, обернувшись, поглядел на отрока.
— К-как здоровье княгини? — он даже запнулся, когда спрашивал.
Но решил, что два раза не умирать. Ну, осерчает князь, выругает.
— Ничего. Обошлось все, — но Ярослав Мстиславич не осерчал.
Пока Горазд пытался побороть улыбку, князь тронул пятками Вьюгу и поскакал по пустынной дороге в сторону Ладоги. Мальчишка проводил его долгим взглядом и, вздохнув, вернулся в избу. Взволнованная мать встретила его едва ли не на пороге сеней. Она покрывала голову повойником и повязывала его на вдовий манер, хотя и не была вдовой. Ее не старое еще лицо изрезали тонкие ниточки морщин, а пережитое прежде срока состарило ее взгляд, потому и смотрела по сторонам настороженно, с вечной опаской.
— Я уеду завтра поутру, — сказал ей Горазд. — Князь велит.
— Куда же, сыночек? — спросила она, пытаясь поймать его руку.
Горазд вырвался грубее, чем хотел, и устыдился. Она его мать.
— Князь велел не трепать попусту языком.
— А надолго хоть? — матушка вытерла руки о ручник, привязанный к поясу поверх поневы, и подошла к печи.
Когда в их избу вошел незваный гость, она как раз ставила тесто на каравай для вечери.
— Коли б я знал, — Горазд безразлично пожал плечами.
Вопросы матери его тяготили. Князь втайне ото всех доверился ему, поручил нечто очень значимое, и он, Горазд, конечно же исполнит веленное, несмотря ни на что. А куда ехать, долго ли придется ехать, когда вернется — ну какая ему печаль! Как исполнит, так и вернется.
— Ну уж! — не выдержав, матушка вспылила, всплеснула руками, едва не перевернув кадку. — Хоть бы что матери сказал, я же изведусь тут! Как ты, где ты! Никогда еще так не уезжал ты!
Она раскраснелась, разгневавшись, и грозно глядела на сына от печки, скрестив на груди руки. Притихшие сестры сидели на полатях и не пищали. Никому не хотелось отведать вкус хворостины.
— Мать, не береди, — Горазд устало махнул рукой. — Коли князь велит что-то, следует молча делать. Отроки речей не ведут.
И прежде, чем матушка нашлась, что ответить, он выскользнул из горницы в сени, а там — обратно на опушку леса. Дров стоило нарубить с достатком. И впрямь ведь может он нескоро обернуться. Так и провозился с топором до самого полудня. А после руки, наконец, дошли сгнившую ступеньку на крыльце починить. Пока работал, кошель с тяжелыми монетами клал подле себя да взгляд с него боялся спускать. За дюжину монет можно было сторговать новую избу! Еще и корову б дали сверху в придачу. А князь вручил ему запросто кошель и даже не ведал, сколько там монет лежало, пока Горазд не пересчитал.