Пляска в степи

Они сидели за столом и скромно вечеряли: возвращения кметей ждали токмо через пару дней, и потому яств особых не сготовили. Сестры галдели, словно сороки, придумывая наряды и украшения, которые теперь можно будет взять на ярмарке, и Горазд их даже не одергивал.

— Мне главное, что ты вернулся живым, — мать покачала головой.

— Я сейчас в терем пойду, — отложив в сторону ложку, Горазд смущенно на нее посмотрел, чувствуя себя нашалившим ребенком. — Мы потом с тобой… после… Не могу я тут, пока князь и княгиня там…

— Да я уж смекнула, — она ответила ему с грустной, всепрощающей улыбкой. — Ты ступай, а я буду молить великую Макошь, чтобы смиловалась над нашей княгинюшкой. Пока князя не было, она о нас тут радела. И никто, никто и слова худого про нее теперь не скажет!

До терема Горазд дошел уже по темноте.

Закончились вечерние трапезы, и люди укладывались спать. Везде, кроме княжьего подворья. Там все застыло на месте, словно он и не уходил никуда. Князь терзался, шагая вдоль стены бани. Изредка он стискивал кулаки и заставлял себя медленно их разжимать. Близко к нему подходить никто не решался, все поглядывали издалека. Чеслава топталась на крыльце, то и дело вздрагивая от малейшего писка или скрипа. Порой пробегали чернавки с ушатами али грязными тряпками.

Нехорошие, ядовитые шепотки ползли по подворью. Уж больше суток провела княгиня в бане, и даже присутствие знахарки делу не помогало. Ни знахарка, ни распахнутые настежь двери да крышки сундуков, ни развязанные узелки на одежде.

Шептались, что она ослабела и уже никого не узнает. Что нужно князю решить, кого он оставит в живых: жену али дитя.

Горазд смотрел на бледную до синевы Чеславу, в кровь искусавшую рассеченные шрамом губы, и тоскливо вспоминал, как лишь нынче утром был он счастлив, разглядев издалека ладожский терем.

Интерлюдия. Князь

Никогда прежде он не знал беспомощности.

Когда догадались о задумке Святополка, когда не нашли ни его, ни хазарского воеводу в их разгромленном стане, он знал, что должен делать. У него была дружина — израненная, потрепанная, но готовая следовать за своим князем всюду, куда бы он ни приказал. У него в руке лежал меч, и он намеревался обрушить его на голову младшего брата. И они бросились в погоню. И едва-едва не опоздали, еще бы сутки, и было бы уже поздно. Но все же они поспели и ударили святополковскую дружину в спину. Смели и поглотили оторопевших кметей своим натиском.

И даже когда на его глазах умер пестун, заменивший ему отца, он все еще знал, что должен делать. Он был должен одолеть врага, и они одолели.

А потом Будимир рассказал, что ранним утром они отправили женщин из терема по воде — спасаться от неминуемого разграбления Святополком терема. И среди убитых, раненных и плененных не досчитались княжича, и его более сговорчивые дружинники клялись всеми Богами, что видели, как он скакал от терема прочь. Мимо леса. К реке.

Руки князя повисли вдоль тела, как плети, и он едва не выронил меч. Успел перехватить за одно мгновение до несмываемого позора. Он смотрел на святополковских прихвостней, которых они допрашивали, слышал позади себя негодующий рев Будимира, и не мог пошевелиться. Тело отяжелело, в груди закончился воздух.

Вот тогда впервые Ярослав познал, что такое беспомощность.

Он бросился в погоню, даже не смыв с себя кровь, но в голове билась лишь одна мысль: поздно, поздно, поздно. Далеко ли могли уплыть бабы да мальчишка на тяжеленной, неповоротливой лодке? Много ли времени надобно конному воину, чтобы их настигнуть? Сложно ли ему будет их одолеть?.. Пощадит ли их Святополк?

Цепочка воинов потянулась за князем из терема, хотя уже стемнело, и солнце давно зашло. Они искали женщин и Святополка в темноте, искали на обоих берегах, на реке и в густом лесу. Яростная пелена застилала Ярославу глаза, и он жалел, что не прислушался к бурчащему дядьке Круту и не убил младшего брата много, много раньше. Он виноват в том, что его жена с нерожденным дитем и дочерями в одиночестве бежит от Святополка, ища спасение на реке. Он допустил это. Он не желал идти против Правды, не желал рубить сгоряча головы — и вот каким боком вышла его милость.

Когда они ушли в поход против хазар, Ярослав зарекся вспоминать жену. Дурное дело. Лишь сердце понапрасну избередит. Князю о другом радеть надобно: о своей дружине, о людях, которых он увел за собой и посулил славную победу и богатства. Он же не малец неразумный, чтобы по мамке тосковать.

И слово, данное самому себе, князь, вестимо, сдержал. О Звениславе коли и думал, то мельком, в суете да спешке.

А когда они разбили хазарское войско, и закончилась битва, то впервые помыслил о том, как в терем вернется, и там его встретит улыбчивая, радостная княгиня. Встретит, как и провожала — на крыльце, вместе с дочерями. И глаза у нее будут сызнова блестеть, но уже не от сдерживаемых слез.

Еще князь подумал, что поспеет и поглядит, как появится на свет его сынишка.