Пляска в степи

Все они были заляпаны кровью и грязью с ног до головы, все едва держались, из последних сил держались и не падали на землю на колени подле тех, кто уже умер. Тяжело уставшее тело, мир плыл перед глазами, но гридь билась.

До последней капли крови, как они и обещали.

И когда нападавшие схлынули, когда вокруг образовалась чудная тишина, дядька Крут вскинул голову. Он с трудом стоял, и кто-то из кметей побойчее поспешил к нему, чтобы подставить плечо.

— Неужто все закончилось? — прохрипел воевода, и сам не узнал свой голос.

— Князь, князь, князь, — взволнованный, ликующий шепот, перешедший в крик, пронесся по выжившим дружинникам.

Воевода прищурился, стараясь стоять и смотреть прямо. Через снесенные во время сечи ворота верхом въехал Ярослав. Живой. Раненый, с окровавленной старой повязкой, черный от усталости, но живой.

Гридь зашумела, задохнувшись радостным криком. Позабыв об своих ранах, кмети лупили в щиты, звенели мечами, подкидывали в воздух пустые колчаны.

Дядька Крут словно примерз к одному месту. Он и хотел сделать шаг навстречу, да не смог — ноги не шевельнулись. А потом Ярослав среди всей толпы нашел его взглядом, и воевода посмотрел князю прямо в глаза.

— Мы сдюжили, ЯркО, сдюжили… — тихим, свистящим шепотом выдохнул воевода.

Снова закололо сердце, и он дрожащей ладонью нашарил ворот кожаного доспеха, попытался его оттянуть. Покачнувшись, он медленно осел на землю, прямо в руки кметя, который так и стоял подле него.

Перед глазами почему-то возник маленький Ярослав — такой, каким отец привез его как-то дней на подворье да бросил одного противостоять против всего терема. Упрямо закушенная губа, тяжелый взгляд волчонка исподлобья, вечно растрепанный, спутанные волосы, которых давно не касалась материнская рука…

Мальчишка Ярослав, который заглядывал ему в рот, когда дядька Крут стал учить его ратной науке, и всюду ходил за ним следом словно привязанный. Искал защиты и утешения, когда перепадало от отца.

Отрок с жестокими синяками, научившийся бить всякого обидчика.

Выдержавший Посвящение молодой кметь. Когда повязали ему воинский пояс, что лишь мужи носят, сперва поглядел он на пестуна, а лишь потом — на отца.

Ладожский князь подле погребального костра, который сложили для старого князя Мстислава.

Все это промелькнуло перед глазами дядьки Крута буквально за считанный миг. А потом он снова увидал маленького Ярослава — брошенного кутенка на огромном подворье. Увидал и улыбнулся, и закрыл глаза.

Давно выросший Ярослав, князь в своем вправе, стремглав соскочил с жеребца и бросился к воеводе, крича на ходу, чтобы кликнули знахарку. С другой стороны подворья к отцу изо всех сил хромал израненный Будимир.

Но дядька Крут этого уже не видел.

— Мы сдюжили, — сказал он своему князю, которого дождался.

И умер.

_________________

Мне тоже очень грустно(

Девка в тереме X

Раньше Звенислава мыслила, что у нее сердце разорвется, коли придется бежать из терема. В последнюю седмицу дядька Крут если и говорил о чем, так токмо об этом. Мол, осаду княжича они не выдержат. Коли не поспеет на подмогу Ярослав, потребно им будет уйти. Поначалу она отмахивалась. Что воевода тревожиться любил да бурчать — это всякий ведал. Мыслила, говорил он не всерьёз. Так, больше для острастки. Чтоб они в тереме послушно сидели да на подворье носа не казали.

Но даже самые толстые бревна и плотно закрытые двери не могли заглушить крики и стоны, что просачивались снаружи. И никакие строгие запреты батюшки да мужа не могли помешать невестке дядьки Крута, ясноглазой Нежане, подглядывать в узенькие щелочки за тем, что на подворье творилось. Да и Рогнеду силой никто бы не удержал.

Вот и прокрадывалась она вместе с Нежаной в пустующие нынче горницы, чтобы разговоры, для их ушей не предназначенные, подслушать да на вещи, которые бабам знать не полагалось, посмотреть.

Вестимо, и перепуганные чернавки встревоженным шепотом рассказывали, что со дня на день ждали в городище, что прорвется Святополк за стену.

Потому уже после первой страшной ночи Звенислава на бурчание воеводы Крута посмотрела совсем другими глазами.

А когда пришел он к ним в горницу поздним, поздним вечером — грязный, изнуренный, с провалившимися глазами — сразу уразумела, о чем он будет с ними говорить. И не прогадала.

Дядька Крут велел взять сухих лепешек да теплой одежи, завязать в узелок самые богатые украшения — мало ли, для чего сгодятся. И сказал, что рано-рано утром, еще до рассвета, отведут их к лодке. Они должны уплыть, потому что назавтра Святополк возьмет городище.

И сердце у Звениславы не разорвалось.

Лишь перестало стучать на короткое мгновение, а потом забилось сильно-сильно, когда к мужу и батюшке, всхлипывая и плача, с двух сторон бросились Любава Судиславна с Нежаной. Проснулись и заревели перепуганные дети, которых едва-едва удалось уложить спать на лавках. Вскочила на ноги и побледнела Рогнеда, приложив к щекам обе ладони.