Пляска в степи

То было правдой. К Любше Путятовичу прислушивался и дед Святополка, и отец. Древен был старик что сама жизнь.

— Куда же ты пойдешь? За ворота, никак, хочешь выйти? — дядька Крут нахмурил густые брови и покачал головой. — Не по сердцу мне твоя придумка, боярин. Не остановится ведь Святополк, ты еще пострадаешь, ненароком. У него ведь ни чести, ни совести, ничего не осталось.

— Да будет тебе, воевода, — Любша Путятович покачал головой. — В каждом из нас есть честь. И в княжиче тоже. Так я мыслю. Пока не поздно ему остановиться еще.

— Он землю нашу пожег. Людей крова лишил. Может, и убил кого — как тут разберешь. А до того, с хазарами спутался, такую беду на наши головы навлек! — свирепо отозвался дядька Крут и взмахнул рукой в сторону терема.

Там, сидя на поваленных брёвнах возле стены, до сих пор чернавки заготавливали оперения для стрел и вязали веревки. Из кузни дым валил, не переставая, а сам кузнец ни сна, ни отдыха не знал уже сколько седмиц!..

— Такое не простить, не забыть!

— Самого страшного он еще пока не совершил, — Любша Путятович стоял на своем. Он даже на клюку поменьше опираться стал, пока с воеводой спорил. — Кровь родную не пролил, на брата руку не поднял! — и боярин ткнул скрюченным пальцем дядьку Крута в грудь.

— Так потому и не поднял, что не повстречал еще на своем пути! Да и сговор с хазарами — чем не предательство?! — забывшись, он заговорил громче, и к ним тотчас повернулась дюжина голов любопытных зевак.

— А ну пшли отсюда! — выплеснул на них своей гнев дядька Крут. — Работы нет, уши греете? Так я найду вам занятие, токмо скажите!

— Напрасно серчаешь, воевода. Прибереги свой гнев для битвы, коли дойдет до нее. А с княжичем я потолковать выйду. Не ради его самого, ради старого князя Мстислава. Как я в глаза ему взгляну, когда придет мой срок? Что отвечу, коли спросит, отчего сынка его от самого страшного не попытался уберечь?

Договорив, боярин смерил дядьку Крута строгим взглядом и, махнув рукой, подозвал правнуков. Те подхватили его под локти и осторожно, шаг за шагом, повели с подворья прочь.

— Тьфу, — воевода сплюнул в сердцах и с размаху ударил кулаком по раскрытой ладони. — А я бы у князя Мстислава спросил, отчего он в колыбели стервеца не придушил?..

Но ослушаться старого боярина он не посмел и велел приготовить все, чтобы Любша Путятович смог за ворота выйти, когда покажется вдали дружина Святополка.

Долго ждать не пришлось.

Минуло два дня, и ранним утром третьего прокричали с вежи, что заметили стяг окаянного княжича. Когда весть разошлась по городищу, поднялся и крик, и стон, и плач. И лишь гридь спокойно вздевала кольчуги, прилаживала воинские пояса, вдевала мечи в ножны. Бабы прижимали к себе детей, рвавшихся проводить отцов, и обильно поливали уходящих слезами. Хотя многие крепились, чаяли не плакать — негоже ни себе сердце рвать, ни мужам.

Воевода велел всем женщинам в тереме — княгине, жене, невестке, княжнам Предиславе да Рогнеде — вместе с дитятями в одну горницу уйти. И сидеть там, пока он им выйти не дозволит. А для надёжности он еще кметя у двери поставил, чтобы тот посторожил.

Хоть и потребны в битве были каждые руки, но, как помыслил воевода, что кто-то из них по подворью будет расхаживать али иные глупости творить, то порешил, что один кметь — не такая уж большая утрата. Как-нибудь сдюжат без него, зато на сердце покой будет.

Сам же воевода вместе с Будимиром поднялся на стену. За ними, отставая на несколько шагов, следовал князь Желан Некрасович. Хоть и он и безусым мальчишкой, а воевода все же дозволил ему с мужами на равных быть. Пока. Потом-то он его в терем спровадит, когда до сечи дойдет. А нынче пущай ума набирается.

— Не мыслил я, что столько дураков найдется, — сказал Будимир, когда стало получше видно святополковскую дружину. — Мыслил, он один явится.

По рядам кметей пробежал неровный смех.

— Я слыхал, там добрая часть наймиты. За звонкую монету ему служат, — отозвался кто-то неподалеку.

— Стало быть, вот куда жинкины очелья растратил, — хмыкнул Будимир. — Свезло ему. Я бы и денечка не продержался, коли б хоть одну бусинку тронул.

На сей раз хохотали уже в голос. Никак не получалось представить, что здоровенного, как медведя, десятника строжила его маленькая, кругленькая водимая, которая ему макушкой до плеча не доставала.

Вскоре распахнулись ладожские ворота, и Любша Путятович отправился встречать Святополка. Дядька Крут сперва даже отвернулся, до того ему эта затея не по душе была. И чем дольше, тем сильнее. Старого боярина сопровождали наймиты, которые кормились с его руки, и три широкоплечих, статных внука.

— Лучше бы подле нас стояли нынче, — вполголоса буркнул воевода себе под нос. Так, чтобы токмо Будимир услыхал.

Тот поглядел на отца и похлопал того по плечу. Лучше многих ведал, как тяжело воеводе принять, когда кто-то не по его желанию делает.