Пляска в степи

— Любава, — зашикала на нее тетка Бережана, дернув девочку за руку. — Что говоришь ты! А ну немедля повинись перед матушкой-княгиней!

— Не буду! — вскинулась княжна и тряхнула головой. — Все через нее получилось!

— Вот батюшка вернется, надерет тебе уши, Любава, — прошипела тетка Бережана, но девочка только дернула плечами, отмахнувшись от назойливой няньки.

Она явно повторяла чужие слова. Не могли такие мысли рождаться в головенке у девчушки, которая еще в детской рубашонке по терему бегала.

— От кого ты это слыхала? — тихо спросила Звенислава.

Кровь бросилась ей в лицо, когда Любава заговорила, но нынче княгиня уже совладала с собой. И только голос чуть звенел, выдавая волнение, потому и говорила она негромко.

Подле сестры на лавке неуютно заерзала Яромира. Она даже отодвинулась чуть в сторону и повернула голову затылком к Любаве.

— От княжны Рогнеды, — все также насуплено буркнула девочка и громко всхлипнула, и провела ладошкой под носом.

— А когда она о том говорила? — еще тише спросила Звенислава. — Где ты услыхала?

— Они вышивали вместе, государыня, — вмешалась покаянно тетка Бережана. — Ты уж прости, не уследила за несмышленышем этим, — она положила ладонь на затылок взбрыкнувшей Любаве. — Вот и нахваталась всякого, умишко-то скудненький совсем.

Девочка потрясла головой, пытаясь стряхнуть руку няньки, но та держала крепко.

Нахмурившись, Звенислава свела на переносице пушистые светлые брови. Любава все так и глядела на нее упрямым бычком, выпятив вперед лоб, и княгине сделалось и грустно, и смешно.

Она поручила девочек заботам нянек, когда Ярослав уехал, и ей пришлось управляться со всем в одиночку. Она не поспевала больше рукодельничать с ними, но мыслила, что под приглядом тетки Бережаны все у них будет ладно. Звенислава посмотрела на старшую княжну: та стреляла глазами из стороны в сторону и кусала губы. Сообразила, что дурное что-то сказала? Али страшится, что накажут?

— Больше им вместе вышивать не позволяй, — Звенислава строго глянула на тетку Бережану, и та поспешно закивала.

Княжон-то она упустила, вот и наслушались всякого.

— А ты, Любава, мала еще слишком, чтобы про отцовские дела болтать, — Звенислава перевела взгляд на притихшую девочку и постаралась, чтобы ее голос хотя бы вполовину напоминал голос Ярослава, когда тот гневался. — Не тебе оспаривать то, что князь решил.

Любава присмирела, а у Звениславы кольнуло в сердце. Пусть и непослушная, а все же она дитя! Быть строгой княгиня совсем не умела…

Внутри всколыхнулся гнев: ну что творит Рогнеда! Как-то она за всеми хлопотами и позабыла про двухродную сестрицу. Та все особняком держалась обычно, и немногое изменилось с той поры, как уехал из терема князь. Трапезы она по-прежнему делить ни с кем, окромя брата, не желала; из терема выходила редко, да и горницу свою нечасто покидала.

Звенислава давно примирилась с мыслью, что особо ладить они с сестрицей уже никогда не будут. Не ссорятся — и добро. Не лает Рогнеда больше князя — и довольно. Она знала, что Желан частенько захаживает к княжне в горницу, и изредка они вдвоем выходили за стены княжьего подворья. Брату она ничего не говорила: к чему? Рогнеда — его ближайшая по крови родня. Да и в иное время Желан все больше к Ярославу тянулся да воеводе Храбру, искал мужского, отцовского одобрения.

Теперь же Звенислава кусала изнутри щеки и думала, что, может, напрасно сестре потворствовала? Не растаяла бы, коли бы из горницы чаще выходила да за общим столом со всеми трапезу делила. Но тогда она о муже радела. Не хотела, чтобы за одним столом они с Рогнедой сидели.

Звенислава вздохнула. Выходило, как бы она ни порешила, а все равно каждому не смогла бы угодить. Она посмотрела на Любаву: как вот ее наказывать? Не сама же княжна такое придумала, повторила чужие злые слова. Потом перевела взгляд на тетку Бережану и строго поджала губы.

— Я не хочу, чтобы впредь они оставались наедине с княжной Рогнедой, — сказала она и покачала головой, и длинные рясны на ее кике тихонько зазвенели.

Надобно еще и с сестрицей поговорить. Хороша Рогнеда, нашла себе под стать собеседниц: сопливых девчонок, еще в первую поневу не вскочивших!

Не в первый раз Звенислава подумала о том, как сильно та переменилась. И коли в самом начале, когда только приехали они с Желаном в ладожский терем, осиротевшие, лишившиеся всего, пережившие страшное горе, Звенислава сестрице горячо сочувствовала. Перед мужем ее защищала и выгораживала! Конечно, недолго и разумом помутиться после пережитого! Все она была готова простить и забыть Рогнеде.

Но сколько уж седмиц минуло с той поры? И брат, и сестра были всячески на Ладоге обласканы. Ярослав дал им кров и приют, пообещал Желану отомстить за родню и слово свое сдержал много раньше, чем сам того хотел бы! И Рогнеда не жила жалкой приживалкой при сестре-княгине. Была у нее и горница своя, и чернавка, и наряды, и украшения, и рубахи тонко выпряженные, и теплая меховая накидка — Звенислава сама все отбирала, лучшего для сестры чаяла.