Пляска смерти

Он что-то сказал тихо по-французски, я уловила только слово bebe. Младенец. Наверное, я ожидала, что разозлюсь, но единственная мысль, пока он что-то шептал мне в живот, была такая: как же это все мило! И мысль эта была очень мне не свойственна. Оглядевшись, я увидела Жан-Клода, и лицо его выражало именно это чувство. Я поняла, кто решил, что это мило, и это была не я, но когда столько эмоций Жан-Клода меня захлестывали, я не могла не согласиться.

Я протянула руку Жан-Клоду, другой гладя волосы Ашера. Жан-Клод принял мою руку и обнял меня сзади, прижался телом к рукам Ашера, обхватившим меня за талию. Так он был счастлив, Жан-Клод, так счастлив, и это счастье наполнило нас обоих, теплое, приятное, как если тебя завернут в любимое одеяло и прижмут к любимой груди. Я прильнула к рукам Жан-Клода, он поцеловал меня в шею. Ашер поднял голову и улыбнулся нам обоим. Вдруг он стал моложе – таким, как был сотни лет назад, когда был живым.

Счастье это было реальным, ощутимым, а потом в мысли Жан-Клода закралась тончайшая струйка сожаления. Я уловила ее прежде, чем он успел ее спрятать: такое счастье долго не длится. В прошлый раз, когда он был так счастлив, все кончилось ужасом.

Он ткнулся лицом мне в изгиб шеи, чтобы не выдать эту мысль Ашеру. Я погладила его лицо, обернулась к нему глазами, дала понять, что «услышала» его мысль, и что это нормально. Вполне нормально ждать Большой Беды, потому что я сама тоже в Большую Беду верила.

Когда я была моложе, хотелось мне: пусть мне кто-нибудь пообещает, что все будет хорошо и больше никогда не случится ничего плохого. Теперь я понимала, что желание это детское. Взрослые могут стараться, но обещать не могут – обещать и надеяться выполнить обещание.

Я стояла между ними двумя, и знала, что сделаю все, чтобы с ними ничего не случилось, чтобы они были счастливы. Я давно уже была готова убивать ради тех, кого люблю. Сейчас я была готова ради них жить.

Глава двадцать восьмая

Все, кого я считала бойфрендами или любовниками, ушли. Я хотела немножко побыть одна, но по-настоящему одна – это было бы слишком опасно. Реквием и кое-кто из охранников остались. Я оделась в ванной, что казалось глупым, так как все меня уже видели голой. Но хотелось какого-то уединения.

Пока со мной были Жан-Клод и Ашер, я насчет ребенка абсолютно была спокойна, даже довольна. Как только они ушли, тут же вернулась паника. Один из них, не знаю кто, воздействовал на меня вампирскими хитростями. Или, может быть, я просто восприняла чьи-то эмоции. Черт, со столькими мужчинами я была метафизически связана, что это даже не обязательно были эмоции Жан-Клода. Я только точно знала, что не мои.

Я оделась в запасную одежду, которую держала у Жан-Клода на всякий случай. Джинсы, черная футболка, кроссовки, хороший кожаный пояс и достаточно белья, чтобы под все это надеть. Ремень помогал держать наплечную кобуру, и ее знакомая тяжесть была мне приятна. Как-то увереннее с ней было, и не потому увереннее, что можно кого-нибудь застрелить. Большинство народу, осложняющего мне жизнь, я любила и убивать не собиралась. От пистолета лучше было психологически, а не практически. Пистолеты полезны только против тех, кого хочешь убить, а если убивать не хочешь, то пистолет создает ложное в некотором смысле чувство безопасности. И еще посеребренные ножи на запястьях – тоже ради этого чувства. Большинство из тех, кто меня окружает, вполне может выдержать удар ножом, если только не в сердце. Я не ожидала ни с кем из них спора такого накала, но от наручных ножен мне тоже было спокойнее. Из ванной я вышла одетой и вооруженной. Так мне было куда лучше.

И еще одну штуку я надела, которую хранила у Жан-Клода – запасной крест. Его я вытащила из прикроватного столика. Спрятанный под рубашкой, он приятно холодил кожу.

– Я здесь единственный монстр, которого может остановить крест, – сказал Реквием. – Ты настолько мне не доверяешь?

Это замечание заставило меня взглянуть на Римуса и нового гиенолака, сидящего возле камина.

– Ничего личного, Реквием. Меня сегодня посетили Белль Морт и Марми Нуар. Крест помогает держать их на расстоянии.

– У них страшная сила.

– Ага.

Я порылась в сумке, нашла свой сотовый и пошла в ванную.

– Можешь говорить при мне, Анита. Я не болтун.

– Ты связан с Жан-Клодом клятвой крови, и все, что он хочет, ты ему расскажешь. А если честно, я просто хочу побыть одна. Опять-таки ничего личного, Реквием.

Я вздохнула, потому что из-за такого вот, в частности, я и отвергала его в качестве pomme de sang. Он был эмоционально распущен – ну, не собран, во всяком случае. А мне эмоционально растрепанных мужчин и так хватало.

– Слушай, так не пойдет, если все ты будешь воспринимать настолько лично. Друзья по траху столько между собой не перетирают.

Лицо его зарылось той же непроницаемой красотой.

– О’кей, – сказал он, одним этим словом давая понять, что его чувства задеты. Блин, как мне этого не надо!