Пляска смерти

Ужас ищет слабые места, но разве внутренняя паранойя не есть самое слабое место? Во многих отношениях “Ребенок Розмари” подобен зловещему фильму Вуди Аллена, и в этом смысле дихотомия Рейли – Вудхауз тоже оказывается полезной. Розмари, помимо того что она убежденная католичка под своей тщательно выработанной космополитической агностической внешностью, еще и девочка из маленького городка.., вы можете забрать ее из деревни, но.., и так далее, и так далее.

Существует высказывание – я бы с радостью назвал его автора, если бы знал, – что идеальная паранойя – это идеальная информированность. В каком-то безумном смысле история Розмари свидетельствует о такой информированности. Читатель испытывает паранойю раньше, чем она (например, Минни сознательно затягивает подачу блюд на стол, чтобы Роман успел поговорить с Ги – или чтобы Ги проболтался – в другой комнате), и с каждой страницей наша паранойя – и паранойя Розмари – все усиливается. Проснувшись наутро, она обнаруживает царапины – словно следы от когтей – по всему телу. “Не кричи, – говорит ей Ги, показывая коротко остриженные ногти. – Я их уже срезал”.

Вскоре Минни и Роман начинают свою кампанию, цель которой – убедить Розмари воспользоваться услугами их акушера, знаменитого Эйба Сапирстейна, а от молодого врача, которого она посещает, отказаться. Не делай этого, Розмари, хочется нам сказать ей, он один из них.

Современная психиатрия учит нас, что нет разницы между обычными людьми и параноидами-шизофрениками в Бедламе note 228; только мы умудряемся держать свои безумные подозрения под контролем, а они – нет; такие произведения, как “Ребенок Розмари” или “Похитители тел” Финнея, словно бы подтверждают эту точку зрения. Мы говорили о том, что произведение ужасов использует наш страх перед нарушением нормы; мы рассматривали его как территорию табу, куда мы вступаем со страхом и дрожью, а также как дионисиеву силу, которая может без предупреждения вторгнуться в комфортное аполлониево статус-кво. Быть может, все произведения ужасов на самом деле говорят о страхе перед беспорядком и переменами, а в “Ребенке Розмари” нас охватывает ощущение, что все начинает неожиданно искажаться, – мы не видим изменений, но чувствуем их. Мы боимся за Розмари потому, что она кажется единственным нормальным человеком в городе опасных маньяков.

Еще не дойдя и до середины романа, мы уже подозреваем всех – и в девяти из десяти случаев оказываемся правы. Нам позволено попустительствовать своей паранойе ради Розмари, и все наши ночные кошмары радостно оживают. Я помню, что, читая роман в первый раз, я заподозрил даже доктора Хилла, приятного молодого акушера, от которого Розмари отказалась ради доктора Сапирстейна. Конечно, Хилл не сатанист.., он всего лишь отдал Розмари сатанистам, когда она обратилась к нему за помощью.

Если романы ужасов способствуют избавлению от более обычных, повседневных страхов, то “Ребенок Розмари” Левина отражает и эффективно использует весьма реальное ощущение городской паранойи, свойственное каждому горожанину. В этой книге вообще нет никаких милых соседей, и все самое худшее, что вы можете вообразить относительно рехнувшейся старухи из квартиры 9-Б, непременно оказывается правдой. Подлинный триумф романа в том, что он позволяет нам на некоторое время лишиться рассудка.

5

От паранойи большого города к паранойе малого: “Похитители тел” Джека Финнея note 229. Вот что сам Финней пишет об этой книге, опубликованной в мягкой обложке издательством “Делл” в 1955 году: