Пляска одержимости

— Не знаю. Плевать. Не хочу даже…

— Прости. Прости. Конечно же.

Некоторое время они помолчали. Кавашима достала откуда-то из сумочки крохотную фляжку с каким-то алкогольным пойлом, налила в кофе и залпом допила. Потом предложила Хараде; та не стала отказываться.

Пальчики с ярким маникюром забарабанили по плечам.

— Ладно. Хер с ним, с этим убогим ублюдком. Лучше скажи, что ты намереваешься делать… и ради бога, только не говори, что хочешь прыгнуть опять! Я буду тебя преследовать!

— Не знаю.

Вернуться к Котобуки она не могла; этот путь был заказан. А другого места, куда она могла пойти, и не было. К Широ? Напроситься к Вашимине? Но он… нет, она не могла показаться перед ним в таком виде, вот так позорно, как собака, просясь назад… Это было намного ниже ее достоинства. Но больше и некуда. Только в реку. Но Кавашима была права, теперь это было абсолютно бессмысленно.

Она и сама не сумела бы. В иное время, может, что-то бы и придумала, но сейчас не было никакого желания продолжать бороться дальше. Она так устала. Все это теперь выглядело бесполезным, ее усилия, старания. И если так продолжился, то организм точно откажет, и тогда…

Ах, приятная теплая пустота.

Поэтому Харада просто пожала плечами.

Кавашима вдруг неожиданно ощутимо замялась, словно смущаясь.

— Может… — неловко запнулась она, — ко мне? Ну, временно. Уж девочка у девочки может пожить без проблем, верно говорю?

И улыбнулась с таким видом, словно это было уже не предложение.

Квартира Кавашимы расположилась в небольшом комплексе, похожем на один из старых ЖК, которые строили по проектам до начала массовой застройки мегабашнями «Номуры»: восьмидесятиэтажное здание с кучей арок и корпусами разной высоты, восемьдесят — это в том корпусе, где жила сама Кавашима. В целом, напоминало более уменьшенную версию мегабашни, в которой жила и сама Харада, только чуть более старую и уютную. Ничего особенного. Квартира была не шибко просторной, жилая комната занимала около четырех с половиной татами: вместе с ней тут был крохотный кухонный уголок напротив душевой и предбанник. Но, в целом, квартира показалась Хараде обжитой, светлой. Часть стен занимали какие-то наброски, видимо, притащенные с работы.

— Проходи, располагайся… — Кавашима пинком сняла с себя туфли и критичным взглядом осмотрела Хараду. Сузила глаза. — Так. Знаешь что? Иди в душ. Я сейчас принесу новую одежду, потому что ради бога, ходить в окровавленных шмотках у себя дома я не позволю, и не только потому, что это грязно.

Хараде возразить было нечем.

Оказаться под струями теплой воды после холодной улицы было так приятно, и это она осознала только в тот момент, когда вода начала превращаться в кипяток. Боже, как же она замерзла там. Просто невероятно. Некоторое время она просидела на корточках в душевой кабине, наслаждаясь теплой водой, потом все же схватилась за гели и шампунь. Сложнее всего было с раной на животе — воспаленный, шов отдавался болью при каждом неосторожном прикосновении.

Раньше такого не было. Раньше… Она могла даже иногда наслаждаться собственным отражением: пусть и не родилась мужчиной, но заработала свою форму кровью и потом. Но теперь все это ушло. Все изменилось. Теперь из отражения на нее смотрела сухая женщина с запавшими мертвыми глазами, с трудом слезающая с опасного военного наркотика.

Все… Уже ничего не вернуть…

Мысль об этом терзала куда больше, чем произошедшее. Оно уже случилось, с ним ничего нельзя было делать. В ее жизни была пугающая стабильность — падение вниз, все ниже и ниже. Теперь она не была молодым специалистом из не самой дерьмовой корпы, она была лишь женщиной без работы и документов, которой скоро исполнялось тридцать, и которая, как самый глупый торчок, крепко сидела на «Парамите». От самоубийства ее спасла девушка, которую она так сильно ненавидела в юности, единственная, кому было не все равно. Вот уж смех, цирк, да и только.

Кавашима и правда оставила свежую одежду возле выхода: явно домашний свитер, настолько растянутый, спортивные штаны. Сама она, уже в домашнем, сидела за котацу и щелкала каналы по телевизору. Улыбнулась Хараде, когда та опустилась напротив, и радостным тоном заметила:

— Вот теперь ты хотя бы на человека похожа! И цвет кожи не такой синюшный. Я тут чай приготовила, он, конечно, синтетический, но все равно очень вкусный! И горячий. Вот это тебе определенно точно сейчас требуется.

На экране показывали выступление каких-то айдолов.

Помимо заварившегося чайника с молочным ароматом, на столе стояла еда: какие-то сладости, пара синтофруктов, даже выстроенная в пирамидку банка быстрой лапши, но, как бы не была голодна Харада, кусок в горло не лез. Она мутным взглядом обвела все то, что раньше они на работе считали закуской, и с ужасом отметила, что теперь видит в этом неплохой такой полноценный рацион на день. И хотя Котобуки постепенно исправлял это, что-то внутри нее поменялось за это время.

Словно в мозгу.

Все это тебя переломало. Изменило, так прошептали голоса в голове.

— Тебе помочь? С ранами?.. Я, конечно, не большой специалист, но тренировалась на Канджи!