— Тебе будет больно, и придется удерживать тебя, — объяснила Блэр.
— Я не нуждаюсь…
— Нуждаешься.
Ларкин вновь посмотрел ей в глаза и все понял.
— Тогда давайте, начинайте. Я тебе верю. Киан уселся на ноги Ларкина, Хойт держал одну его руку, две женщины — другую. Блэр открыла бутылочку и отодвинула волосы с шеи Ларкина, обнажая укус.
— Учитывая обстоятельства, можешь кричать — это не будет считаться трусостью. Приготовься, — предупредила она и плеснула святой водой на рану.
Он закричал. Его тело изогнулось дугой и забилось в конвульсиях. Сама рана словно закипела, но Блэр безжалостно продолжала заливать святой водой сочившуюся из нее вязкую жидкость.
Блэр вспоминала, как через неделю после отъезда отца ей пришлось пойти к тетке. Вспомнила слезы на теткиных щеках, когда она проливала святую воду на запястье племянницы со свежими следами от зубов вампира.
Ощущение было такое, что плоть и кости разрезает огненный нож.
Когда рана очистилась и Ларкин стал судорожно глотать ртом воздух, Блэр осушила рану полотенцем.
— Теперь можно нанести бальзам.
Белая как полотно, Гленна с трудом нащупала склянку. Она плакала, и ее слезы падали на лицо Ларкина.
— Прости, Ларкин. Прости. Теперь мне можно его усыпить? Сон должен помочь выздоровлению.
Блэр снова бросилась наверх. Вбежав в свою комнату, она захлопнула за собой дверь, затем опустилась на пол у кровати, обхватила руками голову и разрыдалась.
Почувствовав на плечах чью-то руку, она съежилась, но рука лишь крепче обняла ее.
— Ты была такой храброй. — Мойра ласково успокаивала ее, словно мать ребенка. — Сильной и храброй. Я знаю, как это тяжело. Мне хочется верить, что я тоже смогла бы сделать то, что сделала ты, ведь я так его люблю.
— Мне плохо. Мне так плохо.
— Мне тоже. Давай попробуем поддержать друг друга.
— Я не могу. Мне это не поможет.
— А я думаю, что поможет. Киан налил ему сок и поджарил хлеб. Я и представить себе такое не могла. Он волнуется. За Ларкина нельзя не переживать. А если ты любишь его…
Блэр поднята голову и вытерла слезы.
— Все. С меня хватит.
— Хорошо, если бы ты любила его. Тогда тебя бы ждала счастливая и необыкновенная жизнь. Ты научишь меня готовить французский тост? Ларкин так ему обрадуется, когда проснется!
— Да. Да, конечно. Только ополосну лицо и спущусь. — Они встали. — Я не пара ему, Мойра. Я никому не пара.
Мойра остановилась в дверях.
— А это уже ему решать, тебе не кажется?
Ларкин был еще бледен, но глаза стали ясными. Он настоял на том, чтобы ужинать за столом вместе со всеми, быть поближе к еде, как он выразился.
Медленно и размеренно он уничтожал французские тосты, яйца и ветчину. И одновременно рассказывал, что делал, видел и слышал в стане врага.
— Ты столько раз менял облик, Ларкин. Ты же знаешь, что не должен…
— Не брани меня, Мойра. Все ведь закончилось хорошо, правда? Можно мне еще кока-колы? — Просьба сопровождалась очаровательной улыбкой.
— Это же не спасательная операция. — Блэр, сидевшая ближе всего к холодильнику, рывком открыла дверцу и достала еще одну бутылку кока-колы. — Мы специально это оговаривали с тобой.
— Ты поступила бы точно так же. Не качай головой и не смотри на меня так сердито. — Он выхватил бутылку. — Я не мог не попытаться освободить их. На моем месте вы все поступили бы так же. Вы и представить себе не можете, что там творится. Невозможно уйти оттуда, не попытавшись помочь. А если честно, я уже давно хотел устроить там пожар. — Он посмотрел на Киана. — После Кинга.
— Он бы оценил твой жест.
— Ты чуть не погиб, — заметила Блэр.
— На то и война, ведь правда? Не следовало мне трогать мальчика — того, кто выглядел как мальчик. Но такое творил… Не стану спорить, я потерял способность соображать, и мне хотелось только одного — убить его. Бессмысленно и глупо. — Ларкин дотронулся до повязки на шее. — Но теперь я не забуду, чего мне это стоило.
Он взял себе еще яйцо.
— Итак… Лилит недовольна своим чародеем Мидиром.
— Мне знакомо это имя, — заметил Хойт. — Он пользовался дурной репутацией задолго до меня. Он черный маг. Заставлял служить себе демонов.
Ларкин отхлебнул кока-колу прямо из бутылки.
— Теперь он служит ей.
— Говорят, Мидир стал жертвой собственного могущества. Думаю, в каком-то смысле это верно.
— Мне кажется, Лилит хотела наказать его или отдать Лоре. Но когда чародей подарил ей волшебное зеркало, она удивилась и смягчилась. Обе были просто зачарованы своими отражениями.
— Тщеславие, — заметил Киан. — Они так обрадовались, потому что после долгого перерыва вновь увидели себя в зеркале и убедились, что прекрасно выглядят.
— Я совсем не ожидал от них такой… человеческой реакции. По крайней мере, мне так показалось. Привязанность женщин друг к другу тоже выглядела вполне искренней.
— Он старается быть деликатным, — пояснил Киан. — Лилит и Лора — любовницы. Разумеется, у каждой есть еще любовники-мужчины, но у них что-то вроде брака, и они действительно нежно привязаны друг к другу. Конечно, бывают размолвки, но их связь длится уже более четырехсот лет.
— А ты откуда знаешь?