Плеск звездных морей

— Постой! Дай мне номер твоего видеофона. Ведь завтра тоже праздник.

Глава четвёртая ФЕЛИКС

Наш грузовик разогнался, включилась искусственная тяжесть, и мы с Робином покойно сидели в своих креслах — я в левом, он в правом.

Робин уже спал. Никак не отоспится после праздников. Подножка кресла, подчиняясь баростабилизатору кровяного давления, плавно водила его ноги вверх-вниз.

Привык я уже, что по правую руку сидит Робин. Никого другого не хотел бы я видеть в кресле второго пилота. Но не век же сидеть Робину в этом кресле. Я знал, что недавно ему предложили перейти на линию Луна — Марс. Тут и думать было нечего, но Робин, вместо того чтобы сразу согласиться, тянул с ответом. Тоже со странностями человек.

Мы хорошо провели праздники. Не без труда мне удалось убедить Андру, что подруги как-нибудь обойдутся без её общества. Рассуждает, как взрослый человек, но, в сущности, девчонка. Храбрая — и пугливая. Русалочка. Так я её называл, а она сердилась.

Я вспоминал её оживлённое лицо в отблесках карнавальных огней. «Смотри, смотри! Ну посмотри на этого клоуна — какой уморительный!» Она хохотала так безудержно, что и я смеялся, хотя клоун, в общем-то, был обыкновенный. Потом она вдруг тащила меня к книжным стендам, горячо убеждала в пользе интонационной цветотипии. Я пробовал читать тексты с буквами разного цвета и значками для передачи интонации — получалось скверно. Андра ругала негибкость моих модуляций, а заодно и консерватизм моего мышления. Я улыбался, а она сердилась. Мне, заявила она, недоступны красота и выразительность интерлинга.

Она водила пальчиком по моему значку и выпаливала старую детскую считалку: «Ну-ка, храбрый космолетчик, привези Луны кусочек. Не хочу я на Луну, я вам Солнце привезу».

Пилоты старшего поколения редко носят свои значки — их знают и так. А я, должно быть, тщеславен: ношу значок. Пусть все видят: идёт космолетчик…

Правда, в полёте тщеславие слетает с меня, как теплоотводная смазка с ракеты. Ведь теперь нет рядом пилотанаставника, я командир и отвечаю за корабль, пассажиров и груз. Смешно, конечно, но иногда мне лезут в голову всякие страхи: а вдруг не сработает поле метеоритной защиты… вдруг расстроится фокусировка и ионный поток начнёт разъедать ускоряющие электроды…

Но корабль послушен, автоматы точно и безотказно выполняют программу, и я успокаиваюсь. Я смотрю на звёздное небо и отыскиваю свою звезду — Арктур. Я дружески подмигиваю ему и тихонько шепчу: «Паси, паси своего вола…» И вот уже мне чудится, что это не обычный грузовик линии Земля-Луна и за моей спиной не три тысячи тонн продуктов и оборудования для Селеногорска, а огромный звёздный корабль, что я лечу с субсветовой скоростью к далёкой звезде, и мои спутники спят в анабиозных ваннах — ведь нам лететь добрых полвека…

Кто-то за дверью подёргал ручку. Что ещё за новости! Там ясно написано: «Вход в рубку не для пассажиров».

Сегодня пассажиров на борту немного — семеро. Самые нетерпеливые, не пожелавшие дожидаться пассажирского корабля, который стартует через несколько часов. Два астрофизика, инженер по бурильным автоматам, две женщины-врача и художник. И ещё — Феликс Эрдман, тот самый специалист по хроноквантовой физике, которого, как говорит Робин, понимают не более десяти человек во всей Солнечной системе.

Опять постучали. Может, что случилось? Я нажал кнопку двери.

Вошёл Феликс Эрдман. Он придерживался за поручни, будто корабль качало, — не привык, видно, к искусственной тяжести.

— В чем дело? — спросил я не очень приветливо. Он выглядел ненамного старше меня, и я не знал, следует ли употреблять обращение «старший».

— Нельзя ли воспользоваться вашим вычислителем? — сказал Феликс.

Он смотрел на меня, но, право, казалось, будто он видит совсем не то, на что смотрит.

Я не успел ответить, я только подумал, что это не полагается…

— Жаль, — сказал он и повернулся к двери.

— Погоди, Феликс, — сказал проснувшийся Робин. — Вычислитель свободен. Нам не жалко, правда, Улисс?

— Конечно, — проворчал я. Не люблю, когда запросто читают то, что у тебя в голове!

— Садись, Феликс. — Робин выдвинул кронштейн с третьим креслом. — Вот вводная клавиатура, вот вспомогательная панель для составления алгоритмов. Садись, считай.

Феликс сел и запустил пальцы в свою гриву, пальцы скрылись целиком. В старых хрестоматиях для детского чтения я видывал рисунки — украинские хаты с соломенной крышей. Вот такая крыша была у него на голове. О существовании парикмахерских-автоматов этот человек, безусловно, не подозревал. Уставился в окошко дешифратора, будто там откроется ему великая истина, и молчит. Хотел бы я знать, о чём думает такой теоретик.

— На лунную обсерваторию, Феликс? — спросил Робин.

Тот не ответил. Теперь он щёлкал клавишами, вводя задачу. Наверное, он привык, чтобы на него работал целый вычислительный центр, и наша считалка слишком примитивна. Я послал Робину менто: «Не мешай ему».

Робин, кажется, не понял, а Феликс сказал, не отрываясь от вычислителя:

— Нет, ничего. Вы не мешаете. — И добавил: — Я лечу на станцию транскосмической связи.