Среди однообразной суеты периода службы в контроле ради хлеба насущного запомнился Алексею Николаевичу день 25 мая 1867 года. В этот день члены Артистического кружка, старостой которого Плещеев был избран по предложению А. Н. Островского, решили устроить банкет в честь приехавших в Москву на этнографическую выставку участников Славянского съезда
Деятельнейшее участие во встрече славянских гостей и организации выставки приняли М. П. Погодин и И. С. Аксаков — руководители Славянского благотворительного комитета, созданного еще в 1858 году. Через Погодина и Аксакова, собственно, была организована и встреча славян с членами Артистического кружка — этого детища А. П. Островского (великий драматург относил день открытия кружка — 14 ноября 1865 года — к важнейшим событиям своей жизни).
В новом помещении Артистического кружка, в бывшей гостинице Лабада, 25 мая 1867 года состоялся настоящий праздник. Гостей из Болгарии, Черногории, Хорватии, Словакии пришли приветствовать все виднейшие деятели культуры Москвы. Тут можно было увидеть не только непосредственных членов кружка — драматургов, артистов, музыкантов (а среди них, кроме «самого» Островского, были А. Ф. Писемскпй, молодой профессор Московской консерватории П. И. Чайковский, недавно сочинивший чудесную симфонию «Зимние грезы», все звезды Малого театра: А. П. Савина. С. В. Шумский, И. В. Самарин, М. П. Садовский, П. А. Стрепетова, П. Г. Степанов…), но и тех, кто непосредственно к кружку не примыкал, но поддерживал с кружковцами тесные отношения. Пришел, несмотря на преклонные лета свои, Иван Иванович Лажечников, пришел Николай Григорьевич Рубинштейн — директор и профессор недавно открытой Московской консерватории, пришли молодые профессора этой же консерватории Герман Августович Ларош и Николай Дмитриевич Кашкин…
По прибытии славянских гостей вечер начался исполнением бетховенского трио (es dur) на фортепьяно, скрипке и виолончели; потом один из музыкантов сыграл на скрипке соло на славянские мотивы.
А. Н. Островский в приветственном слове пожелал «славянскому миру единодумия и славы», выразил надежду, что пожелания эти в скором времени станут явью. На банкете было произнесено немало теплых слов в адрес гостей, речи выступавших нередко сопровождались шумными рукоплесканиями, но особенно восторженно участники банкета встретили выступление Алексея Николаевича Плещеева, который был в этот вечер, как говорится, в ударе. Сказав, как и все выступавшие, несколько приветственных фраз в адрес гостей, Алексей Николаевич, отталкиваясь от мысли Островского о единодумии и славе, неожиданно прочел на эту же тему сочиненное экспромтом стихотворение — неожиданно и для всех знавших о творческом кризисе поэта, и… для самого себя.
Последние слова поэта сопровождались бурной овацией, все присутствующие долго скандировали: «Слава! Слава! Слава!» Тут же Алексей Николаевич прочитал переложенную на русский язык Аполлоном Майковым сербскую песню «Сербская церковь», артистка Меньшикова исполнила несколько русских и украинских песен; Николай Васильевич Берг прочитал свое стихотворение «Сердце, говорят, не камень…», артист и прозаик И. Ф. Горбунов прочитал три рассказа из народной жизни. Затем с благодарственными речами выступили славянские гости, и после так называемой торжественной литературно-музыкальной части в залах началось шумное братание всех участников банкета.
К Алексею Николаевичу подходили обняться и гости, и приятели, и те, с кем у поэта были несколько натянутые отношения: Алексей Феофилактович Писемский, которого Плещеев старался избегать после публикации в «Библиотеке для чтения» антинигилистического романа «Взбаламученное море», неуклюжей медвежьей походкой пробрался с противоположной стороны стола лишь затем, чтобы чокнуться с автором импровизированного гимна и выразить ему «восхищение и признательность неимоверную»; приветливо, даже дружелюбно улыбался М. П. Погодин. А приехавшие на праздник петербургские литераторы и музыканты — сколько среди них было настоящих друзей!..