Пленный лев

Лорд Монтегю снова уехал на войну, и в замке находилась только старая, почтенная графиня и ее внучка, леди Монтегю, мать прелестного трехмесячного ребенка. Каждая из них имела при своей особе почти королевскую свиту дам и благородных девиц, между которыми только Эклермонда Люксембургская стояла по сану наравне с хозяйками.

Едва ли приемная зала королевы Екатерины могла соперничать блеском и роскошью с жилищем богатого барона. Три благородные леди сидели, окруженные своей свитой; рыцари и роскошно одетые дамы окружали их, и старая графиня Солсбери в точности знала, какое количество шагов дозволяет сделать этикет ей и леди Монтегю навстречу потомку королей. Приветствуя его, обе дамы и Эклермонда протянули ему не руку, а щеку. Тем не менее Малькольм преклонил колено и поцеловал почтительно руку Эклермонды. Джеймс не ошибся. Земное чувство еще не совсем его оставило: он был почти счастлив, что этикет требовал, чтобы он довел старую графиню до кресла и исключительно ей посвятил свое внимание. Во всякой подобной семье соблюдался строжайший этикет, но Малькольм нигде его не видел в такой силе, исключая разве двор герцога Бургундского; да и там он смягчался присутствием грубых и горячих воинов. Почтенная леди Солсбери считала эти знаки уважения непременным условием почитания чести и величия своего сына.

Алиса Монтегю смотрелась кроткой и нежной матерью и, со свойственным ей достоинством, заняла место у семейного очага.

Она ласково и вежливо приветствовала Малькольма; и тот заметил, что обычная робость совсем ее покинула, когда за ужином и позднее вечером около огня собрался тесный кружок и все начали передавать придворные новости и вести из лагеря. Благодаря письмам мужа Алиса лучше всех знала о ходе событий. Эклермонда тоже принимала участие в разговоре, но ни единым словом не обменялась с Малькольмом под зорким и холодным оком леди Солсбери.

Следующий день был четвертым воскресеньем поста, и в этот день праздновалось воспоминание чуда, свершенного Иисусом, насытившим толпу пятью хлебами и пятью рыбами: отсюда и возник трогательный обычай, по которому в каждом доме, богатом или бедном, матери семейства подносился пирог, к которому и дети присоединяли свои дары.

Пробужденный рано утром смутным говором детских голосов, Малькольм выглянул из окна и увидел целую толпу детей, входивших под своды и возвращавшихся обратно. Если бы он вгляделся получше, то смог бы сосчитать, сколько хлебов раздали Эклермонда и Алиса этим бедняжкам, присоединяя к ним нечто еще более существенное.

Когда семья снова собралась в покоях замка, прекрасная и юная леди Монтегю встала на колени перед креслом своей бабки и на серебряном блюде поднесла ей хлеб, испеченный ею самой, с положенной сверху великолепной рубиновой застежкой: то был подарок, посланный отцом молодой Алисы графине Солсбери, своей матери.

Когда же последняя, умиленная до слез, горячо благословила юную, склоненную перед ней головку, Алиса приподнялась и в свою очередь была порадована своим сынком, лежащим на руках Эклермонды и держащим в своих слабых ручонках крошечный хлебец и жемчужину редкой красоты, присланную отсутствующим сэром Ричардом своей молодой супруге.

При этих обстоятельствах никакой этикет не мог препятствовать Алисе страстно прижать ребенка к своей груди и осыпать поцелуями того, кому впоследствии необузданным честолюбием предстояло погубить весь этот цветущий дом.

К счастью, будущее было скрыто от них непроницаемой завесой.

Шествие отправилось в церковь, а Алиса, в паре с Патриком, попросила Малькольма быть спутником Эклермонды.

Едва сжимая концы пальцев девушки, Малькольм не смел начать с ней разговор: вскоре она сама прервала молчание:

– Вы видите перед собой благочестивое семейство, где царят мир, спокойствие и порядок!

– Счастливы ли вы в нем? – спросил Малькольм.

– Да, здесь я нашла убежище до тех пор, пока Провидение не решит мою судьбу. Графиня оставит меня при себе, пока не откроется вакансия в обители Святой Екатерины.

– Королева Жанна обещала вам ее?

– Да, – отвечала Эклермонда. – Мне будет дано первое свободное место.

– И вы, благородная и богатая наследница, примете эту милостыню! – не мог не воскликнуть Малькольм.

– Для меня этого довольно… А вам, милорд, удались ли намерения ваши?

Малькольм, радуясь участию и откровенности с ее стороны, подробно рассказал ей о своей жизни со времени их последней встречи. Он поведал ей, что предался науке и хочет посвятить ей свою жизнь; что в ней он нашел истинный свет.

– Разве Иисус не есть свет и мудрость? Я сомневаюсь, чтобы в книгах и школах мог наш мир познать истинный свет.

– Но где же он? – спросил Малькольм. – В латах ли я буду, или в рясе – все же останусь горячим поборником просвещения!

– Истинный свет есть Бог, Его Божественная премудрость, – сказала Эклермонда, поднимая глаза к небу. – Поборники Его повсюду могут служить… на поле ли брани, в монастыре или в школах!

– Однако же познания, собранные во время нашего кратковременного пребывания на земле, готовят нам сокровища для жизни будущей!