Вопрос был задан по-армянски. Оник остолбенел, словно не поверив услышанному. Он никогда не предполагал, что в этой страшной стране может встретить армянина, да к тому же врача. Это было неожиданно и почти невероятно. Забыв о цели своего прихода, Оник радостно подтвердил:
— Да, армянин, конечно.
— Ты не похож на армянина. Джигарян, говоришь?., А как имя?
— Оник.
— Оник? Стало быть, Ованес. Меня тоже зовут Ованесом — Айгунян Ованес. Расскажи-ка, с каких ты краев, как попал сюда? По разговору слышу, что русский армянин?
— Да, русский. Родители мои карсские, а я…
— Да ты садись, тогда и рассказывай.
Оник оглянулся на дверь, — там, мол, очередь.
Айгунян понял:
— Сиди, брат! Пусть немножко подождут. Я ведь впервые вижу человека с родины.
Оник тоже впервые встретил одного из тех своих земляков, которые в годы первой мировой войны были рассеяны по всему свету. Конечно, он не открылся перед Айгуняном — не рассказал истории своего пленения, не говорил о приключениях, последовавших в дальнейшем. Айгунян и сам не интересовался этим. Он расспрашивал об Армении. Потом с деловым видом спросил:
— На что жалуешься? Плохо себя чувствуешь?
Оник виновато улыбнулся:
— Немножко.
Ему было неловко обманывать человека, который так тепло его принял.
— Да, война всех вас сделала больными!..
В дверь постучали. В кабинет вошел человек, по лицу которого струилась кровь. Немец, сопровождавший раненого, объяснил, что его избили рабочие.
Врач перевязал голову раненого и отпустил его.
— Я его знаю, это поляк, из предателей, доносит немцам, о чем говорят его же товарищи. Вот и получил свое!.. Так что у тебя болит?
— Определенной болезни нет, просто устал.
— Устал — отдохни! Вот тебе освобождение. — Врач написал на листке несколько слов и протянул Онику.
— Иди! Потом подумаем о твоем положении. Из Греции приехали тут шестьдесят армян. Я тебя познакомлю с ними…
Врач Айгунян был настоящей находкой для Оника. Вечером он рассказал об этом Шевчуку.
— Через него-то мы чего-нибудь добьемся.
— Ты уверен?
— Да, он тоже против немцев, понимаешь? Это я сразу увидел, когда привели избитого поляка. Хорошего человека можно понять с двух слов. Он на меня очень хорошее впечатление произвел. Он нам поможет — подожди, надо только поближе с ним познакомиться.
3
В барак, где жили Оник и Шевчук, вошел молодой человек с обросшим лицом и, оглядываясь по сторонам, зашагал в проходе. Он разыскивал кого-то. Наконец остановился и крикнул:
— Джигарян! Кто здесь Джигарян?
Оник поднялся:
— Джигарян — это я, приятель. Чего хочешь?
Вошедший просиял:
— Ты? Наши узнали, что здесь живет армянин, прибывший с родины. Просим зайти к нам в гости!
Он даже поклонился Онику.
— В гости? — удивился Оник, — так странно прозвучало это приглашение. Давно, очень давно не звали его в гости! Оказалось, что его ждут те шестьдесят армян из Греции, о которых накануне говорил доктор Айгунян.
— Тимка, — позвал он Шевчука, — ты не пойдешь со мной?
— Удобно ли?
— По армянским обычаям — вполне.
Оник пояснил молодому человеку, о чем он говорит с товарищем. И гость подошел к Шевчуку, подал руку:
— Украина? Пойдем, обрадуешь всех наших.
Повернувшись к Онику, спросил:
— По-армянски не понимает?
— Смотря по погоде! — усмехнулся Оник. — Сейчас, как я вижу, все понимает.
Отправились втроем.
Греческие армяне жили в одном из бараков соседнего лагеря. Пол в комнате был устлан рваной циновкой, в воздухе стоял смешанный запах табака, сырости, гнилой соломы. У стен сложены горой чемоданы, одежда, Онику показалось, что они вошли в приют беженцев.
Все, кто был здесь, увидев гостей, вскочили.
Седовласый с морщинистым лицом старик, приблизившись, приветствовал гостей речью:
— Добро пожаловать! Этот день мы не позабудем, дорогой господин Джигарян. Каждый из нас от души желал увидеть человека, прибывшего с родины. Сегодня мы имеем счастье вместо одного увидеть двух. Я вашего русского товарища тоже считаю за земляка, поскольку с Россией мы издревле жили одной семьей. Вы своими глазами видели нашу землю, наши горы, наше небо, поэтому от имени всех нас я должен поцеловать вас…
Старик обнял и поцеловал Оника. На глазах его показались слезы, он отвернулся и замолчал. Все сидели в задумчивом и грустном молчании. Затем старик пригласил гостей усесться на циновку. Чтобы показать пример, он первым опустился на нее, сложив ноги калачиком.
— Нет, не могу удержать слез!..
— Это от радости, господин Маркар! — крикнул от стены пожилой армянин.
Маркар вытер платком мокрые глаза.
— Не знаю. Из моря слез я вышел с сухими глазами, а сейчас…
Старику трудно было говорить. Помолчав, он продолжал свою речь:
— Вам, господин Оник, трудно будет нас понять. Под этим солнцем мы, как в песне поется, не видели солнца. Радости не видели. В прошлую войну нас, как деревья, вырвали с корнями и швырнули в водоворот. Были у нас свои насиженные гнезда, — но вот рассеялись мы по всему свету. Чужеземцы относятся к нам, как к нищим. А ведь мы никогда не были нищими, своим честным трудом могли бы прокормить всех нищих на земле. Понимаете ли вы меня, господин Оник?