Пленники Раздора

И лицо её в этот миг сделалось таким злобным, что Тамир отшатнулся. Он никогда прежде не видел, как Айлиша злится, ведь она всегда была улыбчивой и тихой. А эта — мёртвая — вдруг рассвирепела, ощерилась по-волчьи, в мутных глазах полыхнула ярость, а неровный шов, стягивавший кожу на лбу, лопнул. Мертвая плоть повисла лоскутом и взялась извиваться, елозить, будто хотела, но не могла прильнуть обратно.

— Мне больно… я хочу тишины… и темноты. Но зовут… страдают…

Упыриха протянула потемневшие от тления руки к жениху:

— Устала я. Пусти погреться.

Она сказала это тем чистым ласковым голосом, который Тамир уже и позабыл, как звучал.

— Пусти погреться… — снова припросила Айлиша.

И он не смог отказать этой мёртвой, тронутой гниением девушке с переломанным обезображенным телом. Всё одно — случившееся лишь сон.

— Грейся, — колдун перехватил тонкие пальцы, заранее зная, что ощутит: плоть под его руками будет холодной, скользкой и сразу же начнет сползать с костей. — Грейся…

Ее руки оказались ледяными, но живыми.

Тамир смотрел, как синюшная кожа наполняется красками жизни — белеет, розовеет, как бегут вверх по жилам целительные токи его Дара.

Они стояли, переплетя пальцы. Она улыбалась. На щеках цвёл румянец. И мягкие волосы блестели, рассыпавшись мелкими кудряшками. Колдун глядел на ту, которую уже давно забыл. Она была жива. А ему стало холодно. Лютая стужа поднималась к сердцу. И по пальцам поползли гнилостные пятна. Он отметил это вскользь, даже без досады. Но она увидела и испугалась. Глаза распахнулись в ужасе.

— Нельзя! Долго — нельзя!

Она попыталась вырваться, но он не дал.

— Запомни: долго нельзя! — взмолилась навья.

Он покачал головой, стискивая её пальцы ещё крепче. Пускай. Всё равно.

— ТАМИР!

И колдун проснулся, рывком садясь на лавке.

50

Хран грелся у остывающего кострища. Угли едва рдели. Подбросить бы веток, но нельзя — глаза привыкнут к свету, потом ослепнешь.

— А ежели обманет? — спросил обережник девушку, устроившуюся рядом на поваленном дереве.

Та пожала плечами:

— Не должен. Но, если бы я ему верила, тебя бы звать не стала.

— Ну, а не придёт коли?

— Придёт, — убежденно ответила Лесана. — Науз с него никто не снимет. Значит, перекинуться он не сможет, то есть рано или поздно одичает. А они этого пуще смерти лютой боятся.

Ратоборец недоверчиво покачал головой:

— А ежели Осенённых приведет?

Собеседница развела руками:

— Как он их приведет? Он же в волчьей шкуре говорить не может.

Оборотень обещал вывести дикую оголодавшую стаю к маленькому хутору, раскинувшемуся в нескольких верстах от Старграда, аккурат на засидку обережников. Вот они и затаились тут нынче. Хорошо ещё не шибко морозная ночь выдалась. А то околели бы, покуда дождались.

Словно в ответ на мысли Лесаны в чаще раздался протяжный волчий вой. Потом, после несколько мгновений тишины, повторный, но уже короткий, отрывистый…

Лют.

Вздели тетивы, приготовили стрелы. Снег нынче не сыпал, ветра тоже не было. Ещё и луна висела. Повезло.

— Ну, я пошла.

Лесана подхватила оружие и направилась прочь — к развесистому дереву.

Могучий ясень когда-то расщепило ударом молнии, и теперь в изломе толстого ствола удалось с удобством устроиться для стрельбы.

Тамир сидел на противоположном краю поляны на трухлявом пеньке, застеленном войлоком, и скучал.

— Наконец-то, — проворчал колдун, когда Лесана прошла мимо. — Я уж думал, он ждёт, покуда мы заживо замёрзнем.

Он тоже на всякий случай изготовился для стрельбы, хотя нынче должен был просто приманивать зверей. Сидит себе человек посреди полянки: заплутал, озяб, напуган… А что он обережным кругом обнесён — так то не видно.

Лесана очертила место своей засидки и приготовилась.

Снова короткий вой. Значит близко. Девушка достала из тула стрелу.

Волки вынеслись на поляну и замерли, любуясь на добычу.

Добыча печально сидела на пне. Вот встала во весь рост. Даже бежать не может. Ноги отнялись.

Вожак отделился от стаи и утробно зарычал.

— Боюсь, — сказал в ответ Тамир.

Звук человеческого голоса словно подстегнул оголодавших зверей. Они ринулись вперёд — к тому, кто пах так сладко и вожделенно. Лишь вожак распластался в сугробе и стал быстро-быстро отползать обратно в чащу. Ловок!

А в следующий миг жалящие стрелы обрушились на ничего не подозревающих волков. Стая распалась на беспорядочно мечущиеся визжащие тени. Кто-то крутился волчком, со стрелой, засевшей в спине, кто-то катался по земле, иные падали замертво. Но те, кого ещё не настигла погибель, рвались к добыче. Ошалевшие от голода и запаха человека, они утратили страх и чувство опасности, рычали, кидались, не в силах переступить обережную черту.

Тамир хладнокровно пускал стрелы в оскаленные морды. Убить он не мог. Но чуть ослабить и упростить задачу ратоборцам ему было вполне по силам.

Хрип, рык, визг, лязганье зубов и свист стрел неслись над поляной.