Читаем Пленники Амальгамы полностью

Открываю книжку наугад, чтобы прочесть: «Все помнят, как наш мэр боролся за свое кресло. Он раздавал народу навоз! То есть куриный помет со своей птицефабрики, предлагая использовать его в подсобных хозяйствах в качестве удобрения! Ха-ха-ха! Куриный помет нельзя закладывать в грядки! Он сжигает семена, не дав им взойти! Но народ не знал этого, брал помет и голосовал за навозного мэра!» Глава так и называется: «Мэр навозный», что можно счесть стихом, облитым горечью, злостью и еще кое-чем.

– Так вы что хотите? Рецензию на ваш опус?

– Было бы замечательно! Не возьметесь? Если хотите, я заплачу…

– Нет-нет-нет! – поднимаю руки. – Рецензента ищите на стороне! А лучше двух!

– Два-то зачем?! – не въезжает Дудкин.

– Нужны мнения pro и contra. Чтобы у читателя сложилось, так сказать, объективное впечатление.

– Так у меня же все объективно! Там чистая правда!

Седовласый пенсионер пунцовеет и впрямь выглядит борцом за чистейшую, как родниковая вода, правду. Даже не верится, что в свое время г-н Дудкин был кум королю, мог вызвать на ковер любого руководителя, в том числе нашего главреда, и устроить экзекуцию. Разъезжал по городу на казенном «мерсе», развлекался браконьерской охотой на водоплавающих в пойме Пряжи, короче, ни в чем себе не отказывал. А главное, именно в его правление оскоромилась санитарка из Пироговки, угробившая несчастную пациентку! Больше того – в нашу газету передали негласный приказ не афишировать происшествие. Зачем позорить город? К здравоохранению и так претензии, а тут такой одиозный случай!

Тут же накатывает волна отвращения, она буквально захлестывает: хочется взять мраморный письменный прибор со стола и опустить на благородные седины. Вот же сука! И наверняка ведь верит в то, что выводит прохиндея на чистую воду! Интересно, если бы зеркало отражало душу, что бы увидел г-н Дудкин? Тело у него лощеное, румянец на щеках, такой до восьмидесяти легко протянет, может, и дольше. Но в магическом зеркале (представим, что такое имеется) отразилось бы нечто сморщенное, с кривыми клыками и злобными глазками-бусинками. Зубастая визжащая тварь, готовая вцепиться в горло победившего соперника – вот кто ты на самом деле…

– Что вы на меня так смотрите?! На мне, вообще-то, ничего не нарисовано…

«Еще как нарисовано…» – думаю, выдыхая. Я в одном шаге от того, чтобы выдать плоды воображения в вербальном виде, но положение спасает завотделом Телешев. Ворвавшись в кабинет, тот сразу же хватает в руки желто-красный том.

– О-о, да вы писатель, Петр Васильевич! Наш, понимаете ли, Достоевский! Пряжск гордиться будет вашими трудами, в центральном парке вам памятник поставят!

Дудкин опять наливается краской.

– Смеетесь… Ладно, посмотрим, кто посмеется последним!

Пухленький Телешев, с трудом носящий свое брюшко, плюхается на диван.

– Вы будете смеяться, Петр Васильевич! Вы! А мы будем рыдать. Осознавая, насколько вы были правы, мы будем обливаться горькими слезами!

Пока Дудкин судорожно откланивается, завотделом продолжает куражиться. Смех обрывают, когда экс-мэр скрывается за дверью.

– Чего надо этому козлу? – звучит вопрос. – Рецензию на книжку?! Ну, обнаглел! Хотя… Гонорар предлагал?

– Можно сказать – да.

– А ты?

– Отказался.

Телешев всплескивает руками.

– Ну, даешь! Барбос, конечно, превратился в Бобика, но авуары наверняка сохранил. Так что мог бы мал-мал подняться, после отпуска обычно на подсосе сидишь. Кстати, как провел? Ездил куда-нибудь?

– Да, ездил… – бормочу. – В Новосибирск.

На меня выкатывают выпуклые глаза.

– В Магадане не пробовал отдыхать?! Ну, даешь… Я вот в Эмираты мотался в прошлом году. Дорого, блин, зато отдых – по высшему разряду!

Сам не понимаю, откуда выскочил Новосибирск. Я же там не был ни разу, если б задали пару наводящих вопросов – моментально бы погорел! Но коллега впадает в ностальгию, вспоминает пляжи Персидского залива, пальмы и девушек со всех концов мира. А меня по-прежнему трясет – адреналин еще гуляет в крови, мраморный прибор никуда не делся, так что Телешев сильно рискует. Когда же ты уйдешь?!

– Может, по сто грамм? – поднимаясь, говорит. – Для поправки головы? Судя по твоей физиономии, в Новосибирске хорошо наливают…

О черт! Не надо было вчера пить, рожа и впрямь одутловатая! Хорошо еще, в зеркало не предлагает смотреть, как некоторые…

И хотя выпить хочется, я отказываюсь. Боюсь, прорвется тонкая пленка, и сказану такое, о чем долго буду жалеть. Дескать, чмо ты с протезной головой, Телешев, ловкач дешевый, иначе говоря – хуматон. У тебя же на лбу написано, что ты не до конца родился. Вроде состоявшийся мужик, хват, на ходу подметки режешь, а присмотришься – родовая слизь по всему пухлому телу, и пуповина вслед тянется!

Других коллег тоже не желаю видеть, хотя все приветливо здороваются и, опять же, интересуются, как я отдохнул. Как висельник перед казнью. Как могильщик, копавший мерзлый грунт без выходных. Чтоб ваше право на отдых реализовывалось с тем же успехом, мои дорогие!

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги