Плененная

— Я вижу провалы глазниц в маске, за которой прячется один из «бессмертных». И только. А смерть вглядывается в нас по-иному.

Лёгкий смешок отдаётся гулким эхом внутри металлической маски.

— Если бы речь шла о ком-то другом из рабов, я немедля отрубил руку мальчишке по локоть за воровство, а тебе — кисть. Потому что ты плохо следишь за своим рабом или не научила его вести себя, как подобает. Но мы движемся налегке, отягощённые лишь золотом, без лишних обозов и рабов. Ты — единственная, кого взял с собой Инсар. И не мне решать, как с тобой поступить. Мы дождёмся его возвращения, пусть сам решает, что с тобой делать.

«Бессмертный» разжал кулак и мальчишка мешком рухнул в пыль. Он встал и виновато поглядывал в мою сторону, не зная, что сказать. От услышанной угрозы его лицо побледнело на мгновение.

— Я не знал, что у них так наказывают за воровство. Извини, — мальчишка сел рядом со мной, понуро повесив голову, и шмыгнул носом, — что теперь?

— Не знаю. Решать не мне. Я бы отдала приказ выпороть тебя как следует.

— Они сами виноваты! — сердито зашипел мальчишка, — едут верхом, и свободных лошадей вдоволь. Но мы плетёмся так, будто…

— Замолчи! Это не оправдание твоему воровству.

— А я думаю…

— Я думаю, что «бессмертные», услышав твои возмущённые вопли, захотят укоротить тебе не только руку, но и язык, волчонок. Знай, кого кусать.

Мальчишка замолчал, но сердитый блеск в глазах выдавал его. Он был недоволен, заранее считая наказание несправедливым. Может, не так уж были неправы миркхийцы, дав ему такое прозвище. Волк не собака, не будет служить как полагается.

Через некоторое время мне велели подняться и отвели к Инсару, сидящему перед костром. Каждый шаг давался мне с бо́льшим трудом, но ковылять перед ним, словно старуха, я не стала.

— Мои люди сказали, что поймали косоглазого на воровстве, — бросил мне Инсар, едва успела я подойти к нему.

— Я попросила мальчишку принести мне обувь.

— Лжёшь.

Короткое слово хлестнуло по лицу, словно пощёчина.

— Ты не умеешь просить. Ты умеешь требовать и приказывать. Но ты бы ни за что не отдала такой приказ мальчишке. Воровать? Дочь Ликомеда, недавняя правительница Веркса́ла… Ни за что. Но я не могу оставить этот проступок без внимания.

Инсар замолчал, вглядываясь в огонь, потом перевёл взгляд на свои руки, поднял глаза, смотря вдаль поверх моей головы. Куда угодно — только ни на меня. Словно бы неведомая сила заставляет его избегать смотреть мне в лицо.

— Попроси.

— Что?

— Попроси меня, чтобы я простил этот проступок твоему мальчишке. И он избежит наказания.

— Просить? Обращаются с просьбами к равным себе, всё остальное — мольбы. Ты низвёл меня до статуса рабыни. Ты не хочешь, чтобы я просила, ты жаждешь, чтобы я умоляла тебя о снисхождении. Но ты был прав. Я не умею просить и не стану умолять. Никого и никогда.

— Никогда — слишком долгий срок для человеческой жизни. Я дам тебе шанс, но если ты им не воспользуешься, пеняй на себя. Тебя накажут точно так же, как и твоего раба.

В ответ я слабо улыбнулась.

— Гордость. Всё, что в тебе есть держится на ней, как на скелете. А если я сломаю ей хребет, преломив на колене?..

Не дождавшись ответа, Инсар махнул рукой воину, сидящему у соседнего костра.

— Ломай. Но делай это своими руками, Инсар.

Взгляд скользнул плёткой по моему лицу и устремился вдаль.

— Вы успели напоить лошадей?

— Да, все расположились на привал.

— Хорошо, тридцать мер времени. И пускаемся в путь.

— Но…

— Пускаемся в путь! — рыкнул Инсар, — мне сменить вороного жеребца на пегого. Рабыню вместе с мальчишкой привязать к вороному и пустить в конец колонны. Пойдём скорым шагом. Уведи её и выполняй сказанное…

Глава 29. Инсар

Инсар старается держаться далеко впереди отряда и сам осматривает окрестности, делая всё для того, чтобы находиться как можно меньше времени рядом с… ра-бы-ней. Он пытается приучить себя произносить это слово. Оно на удивление легко соскальзывает с губ, когда он произносит его вслух. Но каждая буква этого короткого слова жалит изнутри, когда он пытается назвать её так про себя. Не выходит. Ещё ни разу не вышло. Рваными короткими слогами с длинными паузами — но никак не единым, цельным словом.

До того как вдохнул воздух Верксала, всё казалось таким простым: выбить трон из-под её стройных ножек, лишить столь любимого ею города и власти, встряхнуть девушку так сильно, чтобы слетели с кожи все, до единой, крупицы позолоты. Кто она без трона? Никто. Верно? А эмир не стал бы церемониться с рабыней. Косоглазый жадный ублюдок слишком долго облизывался на богатый город и упорно шёл к желанной цели, набирая мощь и объединяя улусы. Нужно было оставить горделивую красотку у эмира, пусть бы хлебнула из чаши унижений сполна, нашёптывал холодный разум. Но он не смог сдержаться. Никогда не мог. И сейчас — тоже, вырвал из рук косоглазых миркхицев только для того, чтобы самому сжать в кулаке маленькое сердце, надавить как следует и оставить на ладони лишь мокрое кровавое пятно.