Плен

Катька радовалась и принималась воображать себя в окружении бригады внучек в белоснежных передничках, которые сама им и сшила, и накрахмалила даже. Дядя Ваня хохотал до слез и говорил, что натуру не заломаешь. И если в возрасте тети Светы Катька отправится покорять Северный полюс, он не удивится. Катька говорила, что покорять, конечно, хочется, но ради семьи она как-нибудь потерпит. А если пораньше выйти замуж, нарожать побольше и побыстрее, то и на Северный полюс успеть можно. Тетя Света качала головой и говорила, что глупости это. Выбирать надо вдумчиво и на всю жизнь. А то потом… Дальше она замолкала, вздыхала, но Катька понимала, что намекает она на ее маму, которая выскочила, за кого пришлось, не выбирая, а теперь одна с двумя детьми. И если бы они ей не помогали с девчонками, то и неясно, как бы она справилась. Катька принималась расспрашивать, как было у них, и они принимались рассказывать. Причем выдумывали каждый раз разное. То родители их сосватали, то в колхозе на капусте друг друга встретили, то заехал как-то дядя Ваня на лихом коне к тете Свете в деревеньку, то вообще спас ее от разбойников, то в сельсовете она полы мыла, а он… Катька каждый раз верила, а они каждый раз хохотали. Но сильно Катька не допытывалась – это была веселая игра, и ей нравилось, что, рассказывая, они будто заново знакомятся и проживают это еще один раз.

– У ней, Катюш, знаешь, платье было бархатное. В пол.

– Ага, и алмазы по всей груди с орех величиной, – поддакивала тетя Света.

– Ну… Я как глянул, чуть не упал. Во, думаю, девка, наверняка полковничья дочка. Стоит себе посреди деревни, у коровника, сияет, и подмигивает мне. Зазывно так…

– Ага, и подол выше головы задрала. Кобель старый.

– Чего это? – не понимал дядя Ваня.

– Платье бархатное в пол. А у коровника навалено, вот я подол и задрала.

– А, во-о-он чего, а я думал, запарилась в бархате-то и проветривается стоит.

Потом они уже начинали хохотать, и Катька смеялась вместе с ними и тоже воображала себя в бархате у коровника.

– Стоп, – остановила Катю психиатр. – Если вы хотите так подробно все разобрать, я порекомендую вам хорошего психоаналитика.

– Но вы же сами спросили…

– У меня просто очень мало времени, и я не хочу тратить его на болтовню. Я могу провести несколько сеансов гипноза и избавить вас от подсознательных страхов. Остальным занимаются другие специалисты, о которых вы знаете, но почему-то зацепились именно за гипноз.

Катя молчала. Она понимала, что должна или согласиться, или отказаться, но соглашаться было страшно, а отказываться – глупо.

– Да, я согласна.

– Хорошо, – кивнула психиатр. – Разберитесь с работой и позвоните, когда будете готовы.

– Я что, должна буду отпуск взять? Я же могу работать и…

– Это исключено. Даже ваша психика не справится.

Психиатр кивнула Кате. Прием окончен.

16:47. Вадим

Вадим проветрил, но дым все равно не рассеивался. Хорошо, что по плану сейчас следовало пойти в магазин и устроить там какую-нибудь заварушку погромче, чтобы обеспечить себе алиби. Маршрут он выбрал особенный. Он вообще любил места, с которыми было что-то связано. Часто посещать их было нельзя, острота рассеивалась, и ходил он туда только в крайних случаях – когда наползал этот густой морок. Но сегодня, в такой удачный день, стоило пройтись там, где все и началось. Там, где он впервые нарушил запрет, где проявил волю и доказал самому себе, что они зря считают его слабаком и ссыклом, он сильный и смелый. Он всегда был сильным и смелым. С раннего детства.

Из школы отпустили раньше, на целых два урока. Он обожал, когда такое случалось: мачеха все равно ждала его вовремя и не могла узнать, когда заканчиваются уроки – все одноклассники жили в другой стороне, а значит, можно было аккуратно погулять где-то, где нельзя. Это были не простые возвращения из школы, походы по ее поручениям в дальний магазин или на почту, это было совсем другое. Он знал, что если она узнает, то накажет его как-нибудь сильно, поставит в угол или не даст еды, и от этого нарушать было опаснее.

Он сделал вид, будто идет к дому, он шел неспешно, пока все его одноклассники не разошлись, а потом долго завязывал шнурок на перекрестке и, когда вокруг уже точно никого не оказалось, нырнул в кусты. Ну мало ли, вдруг он решил пописать. В кустах пахло мокрым и затхлым, валялись бутылки и продираться через ветки было трудно – отодвигать их не получалось, они все равно отгибались обратно и били по лицу. Поэтому пришлось закрыть голову руками и идти напролом (теперь тут совсем непролазный бурелом, поэтому пришлось обойти).