Плен

    Из алюминиевых котелков изготавливались портсигары, на которых выцарапывались монограммы и рисунки. Был мастер по изготовлению колец из серебряных монет. У нас в России до 1961 года были в обращении монеты из настоящего серебра, выпущенные в 1921-1922 годах. В последние годы они встречались редко, но я накопил их целую жестяную коробку из-под леденцов, которая пропала при переезде на теперешнюю нашу квартиру. В довоенное время серебряные гривенники, пятиалтынные, двугривенные и полтинники встречались очень часто. Вот из этих монет и выбивались кольца. Из интереса я добровольно и бескорыстно набивался в помощь и, казалось, овладел технологией.

    В монете в центре пробивалось отверстие. Монета насаживалась этим отверстием на металлический конусообразный стержень на его тонкий конец. Затем ее следовало, вращая, молоточком осторожно и равномерно обстукивать, продвигая к утолщенной части стержня. В конце концов, она превращалась в широкое кольцо, которое нужно было отшлифовать о шинельное сукно, посыпая золой.

    Мастера-умельцы не испытывали голода, получая достаточное вознаграждение за свои труды. Остальным, в том числе и мне, оставалось довольствоваться немецким пайком. Мучительное чувство постоянного голода не оставляло. Не все, однако, воспринимают голод одинаково. Были и такие, что теряли контроль над собой, пожирали очистки от картофеля, варившегося в баланде. Я же старался отвлечься разговорами с товарищами.

     От тех, кто попал в плен с начала войны, а таких оставалось очень немного, я узнал, что лагерь, подобный этому, санаторий, по сравнению с тем, что было в начале войны, когда немцы для миллионов, сразу оказавшихся в плену, огораживали проволокой открытые пространства и загоняли туда толпы безоружных, голодных и отчаявшихся людей, оставляя их умирать там от голода, холода и болезней. Так я узнал об особенно прославившихся лагерях: Уманской яме и Саласпилсе. В то же время, в лагерях, расположенных на Украине, бывали случаи, когда немцы отпускали или отдавали за выкуп пленных приходящим к лагерю женщинам, если те заявляли, что это - их мужья. Некоторые, освободившиеся таким образом, дожили в семьях до прихода наших войск и были вторично мобилизованы.

    Верхом удачи считалось «попасть к "бауэру", т.е. в работники к немецкому помещику. Там, хоть и приходилось трудиться в положении раба, зато кормили хорошо. Бауэр понимал: не накормить - не будет толку в работе. Рассказывали о случаях, когда работавший у "бауэра" пленный становился чуть ли не членом семьи - заменяя хозяйке поместья воевавшего где-то или погибшего мужа.

    Среди военнопленных большинство были крестьяне. Они охотно рассказывали, а я с интересом слушал их рассказы о сельской колхозной и доколхозной жизни.

    Много было выходцев из Средней Азии. Они собирались в группы, о чем-то сосредоточенно шептались. Периодически кто-то из них издавал возглас, подчиняясь которому они принимали одинаковые позы: ноги под себя, ладони перед лицом, как раскрытая книга, затем, как по команде, проводят себя ладонями по лицу, как бы умываясь. Мой сосед таджик рассказывал о своих мусульманских обычаях, о природе и полевых работах, о диковинных фруктах, произраставших на его родине. В общем, отношения между всеми членами барачного коллектива были вполне дружелюбными, не помню серьезных разборок, неизбежных в совместно проживании больших групп людей. Единственное, что запомнилось в этом отношении - это жестокие расправы с уличенными в кражах. Пойманного с поличным воришку избивали с особой жестокостью и, если бы не вмешательство немецкого ефрейтора, то и до смерти.

    О положении в мире и на фронтах мы узнавали из раздаваемой нам газетки для военнопленных, называвшейся «Заря». Удивительная была газетка. Не знаю, где ее издавали и кто ее редактировал, но предназначенная для пронемецкой пропаганды, она печатала статьи, столь умело написанные, что в них между строк можно было прочитать о действительном положении Германии, уже вступавшей в полосу приближающегося разгрома. Так я узнал, что к началу лета 1944 года наши войска освободили всю территорию СССР и вступили в Польшу, над Западным побережьем Германии нависла угроза вторжения союзников, которые уже воевали в Италии, захваченной немцами после мятежа маршала Бадольо, объявившего о заключении сепаратного мира.

    Дважды монотонная жизнь барака нарушалась.