Племя деревьев. О чем говорят корни и кроны

– Ну конечно, если существа, о которых вы говорите, столь же категоричны, как и вы, нам ни за что их не переубедить, – продолжала Лизетта. – Но, если у них зародятся сомнения, я уверена, мы сможем убедить их проявить большее уважение к миру.

Лизетта сделала паузу, не зная, как быть с упрямой старухой.

– Вы не любите молодежь, не так ли? Вас пугает мысль, что кто-то из них будет окружать вас несколько лет?

– Говорить, что они мне не нравятся, некорректно: они мне попросту неинтересны.

– Точно так же, как упомянутые вами существа не интересуются другими.

– Я не стала бы делать поспешных сравнений. Я не делаю ничего плохого молодежи Эдревии.

– Однако если вы не согласитесь принять новых соседей, мы не сможем восстановить баланс в Эдревии. Вы правы, возможно, это лишь временная мера, но она даст нам лишние десятилетия для поиска более эффективных решений. Если же вы не дадите нам шанса, я и многие мои ровесники будем всегда жить от одной катастрофы к другой.

Абелия оказалась справедливой: она никогда не допустила бы, чтобы ее поступок причинил вред другим.

Лизетта поняла: пора перейти в наступление:

– Пожалуйста, дайте нам шанс. Это небольшая жертва. Первые несколько лет соседями будут безобидные саженцы. Но когда они вырастут, то станут великолепными Крепкоспинами. Они посвятят себя науке, в этом нет никаких сомнений, и, возможно, найдут эффективное решение нашей ужасной проблемы. Чем больше Крепкоспинов будет его искать, тем больше шансов найти. Вы так не считаете?

Отказать Лизетте было нелегко, поверьте, – практически невозможно. А улыбка, которой она сопроводила свои последние слова, оказалась слишком действенной даже для Абелии: та сдалась. Она тоже улыбнулась; по крайней мере, мы решили, что ее гримасу можно истолковать как улыбку, и дала добро.

– Я, конечно, буду жалеть и знаю, что ближайшие годы принесут сплошной беспорядок и неразбериху, но не могу лишить сообщество шанса. Может быть, даже вредные существа изменятся, кто знает? Только, пожалуйста, избавьте меня от экзерсисов со взвешиванием выгод, которые готовит этот Мерцающий.

Заинтересовавшись, Пино прервал приготовления.

– Вы не хотите, чтобы я взвесил ваш выбор? Разве вам не интересно узнать, какой выбор лучше?

– А что, может оказаться, что лучше было бы не давать разрешения? – спросила Абелия. – Вы готовы пойти на такой риск?

– Возможно. Но я не считаю это вероятным. Напротив, в тех случаях, которые до сих пор возникали, результат всегда был один и тот же – в пользу разрешения, но хорошая оценка никогда не исключает никаких гипотез.

– Итак, давайте разберемся, – продолжила Абелия. – Если бы взвешивание оказалось против, вы бы приняли этот результат?

– Без сомнения, – сказал Пино.

– Даже несмотря на то, что я уже дала вам разрешение?

– Да. Если взвешивание окажется… эмм… против вашего разрешения, это будет правильно. Нет нужды это обсуждать.

Уверенность Пино во взвешивании была абсолютной, как и уверенность Абелии в том, что это вздор.

У меня по-прежнему не было четких мыслей по этому вопросу, хотя, оглядываясь назад, должен признать: перевес в пользу Летописца оказался судьбоносным.

– Тогда сделаем так. Вы взвешиваете, а я ставлю 1000 к 1, что результат будет за разрешение, – сказала Абелия.

– Если хотите поспорить, давайте. Только вам нужно найти кого-то еще, кто примет пари. Я, как вы можете… эмм… себе представить, будучи заинтересованной стороной, не могу.

Абелия огляделась по сторонам:

– Думаю, вас об этом просить бесполезно.

Мы дали понять, что отказываемся.

– Тогда давайте взвесим все без ставок, просто ради удовольствия узнать, что звезды скажут о моем выборе.

– Звезды здесь ни при чем, – ответил Пино, явно раздраженный. – Весовая машина способна количественно оценить плюсы и минусы каждого выбора и вывести предпочтение в граммах. Это общепринятая и… эмм… чисто научная практика. Другие вещи, – температура воздуха, скорость ветра, и так далее, – также поддаются не менее точному количественному измерению.

– Ну хорошо, хорошо. Признаю, что это можно считать научной практикой, – ответила Абелия с таким видом, будто вовсе так не думала. – А теперь, пожалуйста, делайте свою работу и скажите мне, что решить.

Пино, казалось, на мгновение задумался над ответом, а затем приготовился приступить к эффектной процедуре взвешивания. Он застыл, словно окаменев, затем начал волнообразно двигаться в ритме мерцания пламени, затряс кроной, словно под напором сильного ветра, выдохнул неопределенное количество «эмм», и наконец – длинным и очень плавным изгибом ствола, напоминающим глубокий поклон, – завершил процедуру, объявив, что у него есть результат.

– Разрешение принять товарищей: 2020 граммов; отказ: 1965. Решающая разница в 55 граммов в пользу разрешения, – невозмутимо объявил он, одарив нас самодовольным взглядом.

– Всего 55 граммов в пользу разрешения? Я чуть было не засомневалась, – пошутила Абелия.

– Послушайте, я только однажды измерял такую большую разницу: 55 граммов – это очень много.

– В таком случае у меня нет причин отказывать. Пусть приходят, и будем надеяться на лучшее.