Плексус

– Ausgezeichnet![56] – Шелдон причмокнул губами. Но причмокивал он не от удовольствия, а чтобы показать свои хорошие манеры.

– Вы – старый друг Генри? – спросил Осецки, делая неуклюжую попытку снискать себе расположение Шелдона.

С ответом тот не замедлил:

– Мистер Миллер – друг каждого.

– Он у меня работал, – объяснил я.

– Ах так! Теперь я понимаю, – сказал Осецки.

Казалось, у него гора с плеч свалилась.

– А сейчас он обзавелся своим бизнесом, – добавил я.

Шелдон засиял от удовольствия и стал теребить бриллиантовые кольца на пальцах.

– Своим законным бизнесом, – дополнил он, потирая, как ростовщик, руки.

Он снял одно из колец и сунул его под нос Осецки. Кольцо было с большим рубином. Осецки с одобрением его рассмотрел и передал Луэлле. Тем временем Шелдон снял еще одно кольцо и протянул его на рассмотрение Моне. На этот раз с огромным изумрудом. Шелдон обождал несколько минут, наблюдая за произведенным эффектом, и снял с руки еще два кольца, оба с алмазами. Их он положил на руку мне. Затем, прикрывая губы пальцами, зашептал:

– Ш-ш-ш!

Пока мы громко восхищались камнями, Шелдон залез в карман своего жилета и извлек оттуда пакет, завернутый в папиросную бумагу. Он развернул пакет над столом, а затем продемонстрировал его содержимое у себя на ладони. Нас ослепило сверкание пяти или шести камней, небольших, но чистой воды и отличной огранки. Осторожно выложив камни на стол, Шелдон полез в другой карман жилета. На этот раз он извлек наружу нить тонкого жемчуга, чрезвычайно изящную; равной ей по красоте я вообще не видел.

Сокровища Шелдона торжественно взирали на нас, а сам он, приняв одну из своих загадочных поз, долго красовался перед нами, а затем нырнул во внутренний карман пальто и вынул из него продолговатый бумажник марокканской выделки. Он раскрыл бумажник, держа его на вытянутых руках в воздухе, словно заправский иллюзионист, а затем принялся извлекать из него одну за другой банкноты самого разного достоинства в валюте не менее дюжины стран. Если деньги были настоящие (а у меня не было оснований думать иначе), вместе они должны были составлять не менее нескольких тысяч долларов.

Кто-то спросил:

– И вы не боитесь ходить по улицам со всем этим в кармане?

Перебирая пальцами в воздухе, словно он играл маленькими колокольчиками, с важностью в голосе Шелдон ответил:

– Шелдон может за себя постоять.

– Я же говорил вам, он – совсем чокнутый, – хихикнул О’Мара.

Пропустив мимо ушей бестактную реплику, Шелдон продолжал:

– В этой стране никто Шелдона не обидит. Эта страна – цивилизованная. Шелдон занимается своим делом и никому не мешает… Не правда ли, мистер Миллер? – Он сделал паузу, чтобы наполнить грудь, а затем добавил: – Шелдон вежлив со всеми, даже с ниггерами.

– Но Шелдон…

– Подождите! – воскликнул он. – Пожалуйста, тише!

И затем, таинственно поблескивая глазами-буравчиками, расстегнул рубашку, быстро отступил на несколько шагов, пока не коснулся спиной окна, выпростал из-под рубашки черную ленту, свисавшую с шеи, и не успели мы оглянуться, как он уже оглушительно свистел в полицейский свисток, на ней мотавшийся. Острый звук впился в наши барабанные перепонки. Все это напоминало галлюцинацию.

– Хватай его! – заорал я, едва Шелдон поднес свисток к губам во второй раз.

О’Мара уже крепко сжимал свисток.

– Быстро! Прячьте все! – кричал он. – Если нагрянут копы, придется объяснять им, откуда все это взялось. А это не так легко!

Осецки сгреб вместе кольца, банкноты, бумажник и драгоценности и, невозмутимо отправив их в карман пиджака, уселся в ожидании полиции, сложив руки.

Шелдон с презрением и превосходством глядел на нас.

– Пусть приходят, – изрек он, задрав нос кверху и раздувая ноздри. – Шелдон полиции не боится.

О’Мара занялся водружением свистка обратно на грудь Шелдону, он застегнул ему рубашку, затем жилет и пиджак. Шелдон не возражал, он вплотную уподобился манекену, обряжаемому для выставки в витрине магазина. И в то же время ни на секунду не спускал глаз с Осецки.

Само собой, очень скоро раздался звонок. Мона ринулась к входной двери. Конечно полиция!

– Не молчите! – пробормотал О’Мара. Он повысил голос, словно продолжая излагать аргументы в споре.