Плексус

Естественно, я приносил все меньше и меньше заказов. Начальник отдела сбыта ничего не мог понять; по его словам, у меня были все данные для того, чтобы стать первоклассным агентом по продажам. Он даже предлагал, взяв отгул, пойти со мной и показать, насколько просто получить заказ на книгу. Но мне всегда удавалось придумать какую-нибудь отговорку. Изредка я умудрялся поймать на свой крючок профессора, священника или известного адвоката. Тогда изумленный, порозовевший от удовольствия начальник говорил: «Вот такие клиенты нам и нужны. Давай побольше таких!»

Я пожаловался, что он редко дает мне стоящие адреса. Посылает чаще всего к детям или слабоумным. Он отговорился тем, что интеллектуальные способности или уровень жизни потенциального покупателя не имеют большого значения, важно одно и только одно: чтобы тебя впустили в дом и зацепиться там. Если это ребенок, который купился на рекламу, нужно разговаривать с родителями, убедить их, что книга принесет пользу ребенку. Если кретин, написавший в издательство, желая получить информацию, это еще лучше: кретины уступчивы. И так далее. У него на все имелся ответ, у этого типа. Хороший торговый агент для него – это такой агент, который способен продать книги неодушевленному предмету. Я возненавидел его всей душой.

Так или иначе, весь этот чертов бизнес был не чем иным, как видимостью активной деятельности, способом продемонстрировать, как я бьюсь, чтобы заработать на жизнь. Не знаю, зачем нужно было притворяться, разве что на это меня толкало чувство вины. Того, что зарабатывала Мона, с лихвой хватало на двоих. Вдобавок она постоянно приносила домой подарки: деньги или вещицы, которые можно было продать. Старая история. Люди не могли удержаться, чтобы не одаривать ее. Все они были, конечно, ее «поклонниками». Это она предпочитала называть их «поклонниками», а не «любовниками». Я часто спрашивал себя, чему такому в ней они поклоняются, особенно если она только и делает, что отвергает их притязания. Послушать ее, так можно подумать, что она ни разу и не улыбнулась этим «кретинам», этим «придуркам».

Часто она не давала мне спать, ночь напролет рассказывая об этой стае новых ухажеров. Странная, должен сказать, компания, в которой непременно были один или два миллионера, непременно боксер или борец, непременно псих, обычно неопределенного пола. Я никогда не мог постичь, что эти немыслимые субъекты находили в ней или надеялись от нее получить. Позже таких, кто увивался вокруг нее, стало порядочное количество. В данный момент это был Клод. (Хотя, если быть честным, она никогда не считала Клода поклонником.) Тем не менее Клод. Клод как-его-там? Просто Клод. Когда я поинтересовался, чем Клод зарабатывает на жизнь, с ней чуть не приключилась истерика. Он еще ребенок! Ему не больше шестнадцати. Конечно, выглядит он куда старше. Я должен как-нибудь познакомиться с ним. Она уверена, он мне ужасно понравится.

Я постарался изобразить равнодушие, но на нее это не подействовало. Клод – уникальная личность, твердила она. Он объехал весь мир – без гроша в кармане. «Тебе стоит послушать, как он говорит, – лепетала она. – Ты будешь изумлен. Он умнее многих, кому за сорок. Он почти Христос…»

Я не удержался и захохотал. Я смеялся ей в лицо.

– Смейся-смейся. Но когда познакомишься с ним, запоешь по-другому.

Это Клод, узнал я, подарил ей красивые индейские кольца, браслеты и другие украшения. Клод целое лето провел у индейцев навахо. Он даже научился говорить на их языке. Если бы он захотел, сказала она, то мог бы всю жизнь жить с ними.

Мне интересно было узнать, откуда он взялся, этот Клод, где родился. Она сама точно не знала, но думала, что он из Бронкса. (Что только делало его еще более уникальной фигурой.)

– Так он еврей? – осведомился я.

Она опять была не уверена. По его внешности нельзя было сказать ничего определенного. Он вообще никак не выглядел. (Странный способ рассуждать, подумал я.) Он мог сойти за индейца или за чистокровного арийца. Он был как хамелеон – менялся в зависимости от того, когда и где вы с ним встречались, в каком он был настроении, от того, какие люди окружали его, и тому подобное.

– Возможно, он родился в России, – предположил я, не желая мелочиться.

К моему удивлению, она ответила:

– Он бегло говорит по-русски, если это для тебя что-нибудь значит. Но с другой стороны, он говорит еще на нескольких языках: арабском, турецком, армянском, немецком, португальском, венгерском…

– Только не венгерском! – вскричал я. – На русском – ладно. Армянском – ладно. Турецком – так и быть, хотя это несколько чересчур. Но когда ты приплетаешь еще венгерский, ну уж нет. Как хочешь, но я должен услышать, как он говорит по-венгерски, прежде чем поверю.

– Хорошо, – сказала она, – приходи как-нибудь вечером и убедись. Но как ты сможешь судить, ведь ты не знаешь венгерского?