Плеханов

Вот и теперь, на съезде лиги, Георгий Валентинович резко полемизировал с Дейчем, который всячески нападал на большевиков. Когда Дейч стал обвинять Ленина, Плеханов еще раз взял слово:

— Я не сомневаюсь, что тов. Дейч умеет читать, хотя он никогда не злоупотреблял этим умением. Но что он умеет читать в сердцах, я этого не знал. Во всяком случае, данные, добытые таким путем, не поддаются проверке, и я не буду даже разбирать, прав ли он или нет. «Жоресизм» и «анархизм» употреблять неудобно, a «les'e-majest'e» (оскорбление величества. — Авт.) и «помпадурство» — удобно… Единство должно существовать. Партия должна быть единой и нераздельной, и если эта мысль, в моих устах, удивляет тов. Дейча, то это свидетельствует о том, что он плохо читает в сердцах. Я настаиваю на принятии резолюции тов. Конягина [53], дабы она еще раз подтвердила наше единство. Для выражения нашего единства мы и должны подтвердить, что мы, как часть, подчиняемся целому (1—XIII, 368–369).

Речь шла о том, что Устав лиги вступает в силу только после утверждения его ЦК партии.

Когда стало ясно, что меньшевики срывают позитивную работу съезда лиги и добиваются одной цели — сделать лигу оплотом фракционной борьбы, большевики покинули съезд. Договорились, что вечером соберутся для того, чтобы обсудить дальнейшую линию поведения.

В кафе Ландольта собрались одиннадцать большевиков. В зале было много народу, и никто не обращал на них внимания. Плеханов запаздывал. Он пришел мрачный. Боевой задор, которым он был охвачен еще вчера, исчез.

Все эти дни, а порой и долгие ночи Плеханов был погружен в тяжелые раздумья. С одной стороны, он понимал принципиальную правоту Ленина, большевиков и хотел бы идти вместе с ними, как и на съезде, сохраняя и отстаивая партию, созданную ценой больших усилий и жертв. С другой же стороны — его одолевали колебания: следует ли порывать с теми, кто годами стоял рядом, но на съезде партии занял ошибочную позицию, нельзя ли пойти на согласие и «мир» с ними?

Плеханов склонялся к решению пойти по второму пути, и это было пагубным шагом назад от его принципиальных позиций, занятых на съезде партии и в первое время после съезда. Немалую роль в этом сыграло также ошибочное увлечение опытом западных социал-демократических партий, которые ради формального «единства партии» готовы были поступиться принципами марксизма. И вот наступило время решать.

Сначала Георгий Валентинович молча слушал разговоры. Чаще всего он поглядывал на своих молодых друзей, с которыми был связан еще в 90-е годы, — на Николая Баумана, Владимира Бонч-Бруевича.

— Что с вами, Георгий Валентинович, — не выдержал Ленин, — о чем вы думаете?

— Надо мириться. На вчерашнем заседании я убедился, что если мы не кооптируем прежних редакторов, то партия так и будет разорвана на две половины.

Все молчали. Владимир Ильич побледнел. Изменение позиции Плехановым, который все последнее время был непримирим и подбадривал своих товарищей, меняло всю обстановку.

— Георгий Валентинович, но ведь мы предлагали уже кооптацию, они отказались.

— Придется согласиться на все их условия — это лучший способ успокоить и обезвредить мартовцев. Бывают моменты, когда и самодержавие вынуждено делать уступки.

— Но, Георгий Валентинович, — звонким голоском сказала Лиза Кнунянц, — тогда говорят, что самодержавие колеблется.

Плеханов печально посмотрел на нее.

— Да, милая барышня, и партия сейчас колеблется. Не могу я стрелять по своим. Это надо сделать ради мира в партии.

После минутного молчания Плеханов заявил, что он подаст в отставку и выйдет из редакции ЦО «Искра» и Совета партии.

Все были подавлены.

На следующий день, 1 ноября, Плеханов получил письмо от Ленина: «Дорогой Г. В.! Никак я не могу успокоиться по поводу волнующих нас вопросов. Это промедление, отсрочка решения — нечто ужасное, пытка…

Я, право же, вполне и вполне понимаю Ваши мотивы и соображения в пользу уступки мартовцам. Но я глубочайше убежден, что уступка в настоящий момент — самый отчаянный шаг, ведущий к буре и буче гораздо вернее, чем война с мартовцами. Это не парадокс… Ради единства, ради прочности партии — не берите Вы на себя этой ответственности, не уходите и не отдавайте всего мартовцам» [54].

Вечером этого же дня Ленин написал заявление о выходе из редколлегии «Искры», а Плеханов начал переговоры с меньшевиками и единолично кооптировал в состав редколлегии Аксельрода, Засулич, Потресова.

Ленин очень остро воспринял разрыв с Плехановым. Все разногласия между ними, которые были до сих пор при обсуждении проекта программы партии, статей Ленина «Гонители земства и аннибалы либерализма» и «Аграрный вопрос», при определении состава и задач редакций «Искры» и «Зари», — все это было внутренними трениями, которые удавалось разрешать. Теперь же речь шла о полном разрыве.

Владимир Ильич последние месяцы привык к идейной поддержке Плеханова, который не раз выступал с защитой многого из того, что делал и говорил Ленин. Именно это все и делало уход Плеханова в «стан иной» таким тяжелым и горьким.