Плейлист волонтера

Итак, сейчас, может быть, придется делать реанимацию, впервые. Включаю фонарь, кладу его – и слепну (тактический, 700 люмен на полную), снижаю яркость, снова кладу, чтоб было видно, надеваю перчатки, осматриваю еще раз: пальцы скрючены, вроде труп, но остальное мягкое и он теплый, не сломано ничего. На шее – операционный шрам, явно старый, хорошо зарубцевавшийся.

Итак – под платформой, целый, но труп. Шерлока сюда!

– Шур, он помер, но теплый, – ору наверх.

– Не остыл еще?

– Блин, а если кома?

– Сделай ему кошачий глаз!

Этот прием мы проходили только в теории, и вообще – как дополнение. Он позволяет отличить глубокую кому от смерти. Берешь и сжимаешь глаз, и, поскольку глаз – мышца, если пострадавший жив, то глаз разожмется, а если человек умер, то останется «кошачьим». Стремно и любопытно – сжимать глаз. В перчатке ощущения немного тупее, полагаю, чем голой рукой, но все равно – глаз сжимается, превращается в кошачий и не разжимается обратно. Так он и лежит, уставившись в пустоту небытия одним нормальным, а вторым – кошачьим глазом.

Приезжает «Скорая» и, не доходя, метров с десяти врач произносит: «Наркоман». И тут я замечаю пенку у рта, которая до того не казалась мне подозрительной…

Бросаю перчатки рядом с телом. Курим с Шурой, потом идем в штаб получать новую задачу. Получив ее, оклеиваем сельские улицы и, уставшие, снова возвращаемся на «зарю».

– Штапич, ты охуел? – едва завидев нас, спрашивает Ляля – криком на всю улицу.

Штаб замирает. Волонтеры замолкают и прислушиваются.

– Ты труп нашел?

– Ну да.

– А че молчим?

– Так он же не наш, я убедился.

– А мы блять потом морги будем обзванивать и наткнемся, ничего?

– Да нам его не дадут, он моложе.

– Ты дурак? О любом трупе на поисках надо сообщать!

– Ладно тебе орать. Я вон глаз ему сжимал…

– Да мне плевать, как ты там с трупом развлекался, я Жоре все скажу!

– Окей.

Жора, думаю, только бы повеселился.

8. Кто угодно: «Рябина кудрявая»

С марта по май я ездил на разные поиски, и даже «пробил» поездку почти в 1000 км до Вытегры: искали пропавшего пятилетнего мальчика. Поиск свелся к работе щупом в метровых сугробах на протяжении всего дня. Работа сколь рутинная, столь и бесполезная – тело нашли только весной, на берегу реки в 5–6 километрах вниз по течению. Мальчик упал в воду и утонул – наверное, загляделся на что-то с моста. Конечно, о его падении стало известно только по обнаружении тела, а тогда мы искали просто пропавшего ребенка.

На обратной дороге в 100 км от ближайшего населенного пункта у нас заглохла тачка. Дорога, как назло, была пустынной – и мы толкали машину километр или два до заправки. Но самым унылым в поездке были не смерть ребенка (о его гибели еще не было известно) и даже не изнурительный толкач машины, а то, что более половины пути не работала ни одна радиостанция, и мы слушали народные песни с единственного диска, оказавшегося в машине. С тех пор я ненавижу «Рябину кудрявую».

Еще до этого, с января, я пошел учиться на спасателя – на настоящего, не поисковика, а по программе МЧС, в маленьком волонтерском отряде, осколке когда-то сильной «московской службы спасения». Многие из поисковиков учились там же, так что альпуху, пожарное дело, химию и прочие увлекательные вещи мы прошли вместе, заодно подтягивали людей с обучения к нам в отряд. Поискам там, кстати, учили прескверно, ограничивая курс компасом и картой генштаба с нанесенными на карту, наверное, еще в пятидесятых, строениями. Но это – простительно, ведь пресловутая «программа МЧС» построена на принципе, что природная среда вообще не место для работы спасателя. По иной программе учить нельзя – тогда выпускник не получит «корочки» спасателя третьего класса после государственной аттестации. В целом обучение было ценным и толковым. Например, разборам завалов обучал спасатель, который застал теракты на Каширке и Гурьянова.

В числе прочего наш курс побывал на весенних учениях, где были и поисковики из отряда, так что на учениях я и некоторые товарищи представляли сразу 2 отряда – спасательный и поисковый. Туда же приехали курсанты академии МЧС, будущие офицеры, один из которых запомнился просьбой «дать пистолет». Это вызвало бурю хохота и восторга у спасов, т. к. «пистолетом» он назвал пожарный ствол. Много раз люди в погонах СК, полиции, армии, МЧС дискредитировали при мне свои службы так, что можно было обоссаться от смеха и ужаса, но «пистолет» – лучший эпизод.